Книга 3. Соль чужбины - [144]

Специальным приказом Александр Павлович снова уведомлял всех «русских людей в разсеянии сущих», что перенесение праха генерала Врангеля (заслуги которого перечислялись) состоится шестого октября: «Прошу все воинские части и военные организации, входящие в состав РОВСа, ознаменовать 6 октября служением панихид... Я этот день буду в Белграде и лично возложу на гроб покойного венок от зарубежного российского Воинства».

...В одиннадцать утра перед зданием русского посольства в Белграде выстроились части бывшей армии Врангеля. Под звуки оркестра Кутепов, с полным осознанием своей исключительности и ответственности, упругим строевым шагом обошел фронт. Затем дал команду перестроиться и двигаться колонной к вокзалу. Здесь, на пристанционной площади, были построены части сербской армии, толпились русские делегация и просто зеваки.

Парад русских и сербских подразделений Кутепов принял вместе с военным министром Югославия генералом Хаджи чем. На перроне была совершена служба, после чего из вагона вынесли гроб с телом бывшего главнокомандующего. Оркестр грянул «Коль славен». Чуть-чуть поколебавшись, Александр Павлович одним из первых взялся за ножку гроба и подставил плечо, Следом — генералы Шатилов, Экк, Лампе и другие. Кутепов впереди — вышло естественно, просто и политически мудро: армия существует, вот она — преемственность ее вождей, смотрите все!

Гроб медленно несут к орудийному лафету.

Над вокзальной площадью появляется сербский военный самолет. Делает круг, снижается, сбрасывает венок от югославской делегации. Следя за ним, Кутепов сбивается с ноги, оступается. «Плохая примета, генерал», — будто слышит он чьи-то тихие слова. И тут же приказывает себе забыть их: показалось, безусловно показалось. Рядом никого не было, а слова словно прошептали в самое ухо...

Все больше венков. От короля сербов, хорватов я словенцев Александра I, от княгини Елены Петровны, Русской армии, отделов РОВСа, воинских частей. Несколько тысяч человек идут за гробом. Траурная процессия радует Кутепова: православный крест, национальные флаги, ордена, венки, что несут офицеры всех родов войск, делегации русских воинских контингентов, кадеты и скауты, представители высшего духовенства, оркестр и хоры. Проводят коня главнокомандующего («где только и нашли?»).

За лафетом с гробом, покрытым Андреевским и Георгиевским флагами, семья барона, дипломатический корпус, высшие русские военачальники. Замыкает шествие часть лейб-гвардии Кубанской дивизии, в пешем строю и сербская артиллерийская батарея. Улицы заполнены народом. «Молодцы! — радостно думает Кутепов. — Это вам не Брюссель. На Балканах нас уважают, любят, боятся. Здесь мы стоим крепко!»

Последнюю панихиду служат патриарх Дмитрий и митрополит Антоний. Под скорбные звуки оркестров и прощальный салют гроб опускают в склеп...

Врангеля больше нет. Он, Кутепов, первый. Пришло его время...

2

Пятого января 1929 года, в девять тридцать вечера, в Антибе, на юге Франции, после непродолжительной болезни скончался великий князь Николай Николаевич... Спор «претендента» с «узурпатором императорской власти», таким образом, окончился. Окончился навсегда...

Генерал Кутепов не замедлил выступить с очередным приказом:

«... 1. Скорбная весть разносится теперь по всему миру. Тоскливо сожмется русское сердце от нового испытания. Да будет светлая память о нашем вожде той силой, которая сплотит всех нас для продолжения задачи, поставленной себе Великим Князем. Будем безо всяких отклонений следовать путем бескорыстного служения Родине, которым нас вел в Бозе почивший Верховный Главнокомандующий».

А вот и второй — деловой — параграф приказа:

«... 2. Сего числа вступаю в исполнение обязанностей, которое Его Императорское Величество Великий князь Николай Николаевич исполнял в отношении РОВСа, объединившего части зарубежного русского воинства и все существующие военные организации и союзы. Велика наша скорбь и наша тяжкая утрата, во я уверен, что и это испытание не сломит наш воинский дух и жертвенную готовность служить освобождению нашего Отечества.

Генерал Кутепов».

Генерал Кутепов клятвенно обещал проследить за объединением русского воинства. Уж он-то не бросал слов на ветер. Теперь с ним должны были считаться все. «Николаевцы» становились под его знамена...

В жизни Ксении Белопольской особых перемен не произошло. Доротея решительно объявила о своем отъезде, но не назначала никаких сроков. Неспешно заканчивались ремонтные работы в Русском доме. Ксении приходилось часто ездить в де Буа, и кажущиеся бесцельными поездки — лишь для того, чтобы рассказать княгине Мещерской, как идут дела, — изрядно ее утомляли. Радостью были только встречи с друзьями.

...Однажды, промозглым январским днем не успела она переступить порог редакционной комнаты, снять мокрый плащ и поставить сушиться раскрытый зонтик, как раздался требовательный телефонный звонок. Грибовский, сняв трубку, сказал свое обычное и неподражаемое «але-о-о-о» и, выразительно глядя на Ксению, с сожалением подвинул ей аппарат. (Телефон редакции давно уже был известен Пенджет.) Ксения неожиданно услышала голос служанки. Извиняясь через слово, та сообщила, что мадемуазель ждет господин, утверждающий, что он — отец Ксении Николаевны. Господ нет, а она боится пустить его в дом. Боится?.. Это озадачило Ксению. Она сказала, что выезжает немедля, пусть человек, выдающий себя за ее отца, подождет в прихожей: дождь адский и, кем бы он ни представился, он все же человек. До последней минуты Ксения не верила, что ее разыскал князь Белопольский. Зачем она ему?!