Книга 3. Соль чужбины - [142]

Посмотрев на часы, внезапно вскочил, стукнул себя по лбу и кинулся к выходу Грибовский, всем видом показывая, что опаздывает, что забыл нечто важное. Покровительственно похлопал по плечу толстяка, хозяйничающего за «цинком».

— В семь буду в редакции! — крикнул он с порога и исчез.

Резко звякнул дверной колокольчик...

Глава пятнадцатая. ОЧЕНЬ ВАЖНЫЕ СОБЫТИЯ

Три года — 1928, 1929 и 1930-й были наполнены событиями, чрезвычайно важными для русской эмиграции. Во всяком случае, для той ее части, что активно занималась политикой, ставила свою сегодняшнюю жизнь и свое будущее в зависимость от партий, группировок, от армии и РОВСа. Для тысяч русских, работающих на заводах, за рулем такси, строящих шоссейные дороги в горах, врачующих людей в далеких селениях, сидящих за студенческими скамьями и преподающих в институтах разных стран, эти годы и эти события большого значения не имели. Каждый продолжал делать свое дело. Ну, случилось. Ну, произошло...

1

В январе 1928 года болезнь захватила Врангеля. Он сдался и уступил просьбам домашних обратиться к медикам. Врачи единодушно поставили диагноз: грипп. Элементарная простуда — всего-то! Проболев около двух недель, Петр Николаевич почувствовал себя значительно лучше. Ему разрешили сначала только вставать; потом — ходить по дому. Пересилив себя, он раньше объявленного срока вышел на улицу. И вновь возобновил свои обычные утренние прогулки по Вандеркиндер к лесу Камбр и обратно — через авеню дю Лоншам.

Но этот маршрут оказался ему все же не по силам. Он уставал, едва добравшись до шоссе, идущего вдоль леса. Ноги наливались свинцом. Холодная испарина покрывала лицо, шею и даже спину. Врангель сократил путь, считая, однако, что через пять-шесть дней «расходится». Все это от растренированности, от слабины, на которую он никогда не давал себе права, а теперь позволил себе — и вот...

Домашние мгновенно заметили: Петр Николаевич быстро утомляется, похудел, лицо приняло землистый оттенок. Он дышит с хрипотцой и часто хочет полежать, хотя старается скрыть ото всех, даже от детей, свое состояние и бодрится сверх всяких сил. И только поспав несколько часов, он как будто восстанавливается немного и становится нарочито веселым.

Доктор Вейнерт, лечивший барона, настаивал на прежнем своем диагнозе — грипп, но, ввиду того, что обнаружились болезненные явления и со стороны кишечника, объявил: гриппозный процесс затронул, несомненно, и пищеварительный тракт, это осложняет лечение. Он не возражал против вызова консультанта из Парижа, профессора Алексинского, а затем и доктора Говертса, считавшегося отличным диагностом-фтизиатром. Они прибыли в самом начале апреля, когда болезнь уже задела левое легкое. Однако все трое сходились на мнении, что и это лишь новое неожиданное Проявление того же гриппозного процесса, все более захватывающего организм.

Правильный диагноз был установлен в середине месяца, когда анализ мокроты установил наличие туберкулезных палочек. Болезнь быстро прогрессировала. На дверях дома, на большом листе бумаги, появилась надпись: «Просят не звонить и не стучать в окна», — врачи требовали полного покоя, еще надеясь на природные силы крепкого организма. Вскоре выяснилось: туберкулезный процесс захватил все легкое, начинается наиболее тяжелая форма его — скоротечная чахотка, захватывающая и сжигающая все органы...

Газеты, как обычно, врали. Пятого апреля — по сообщению И. Алексинского: «...болезнь генерала Врангеля не вызывает никаких опасений. Около двух недель назад он заболел кишечной формой гриппа... Болезнь длительная и довольно мучительная, ибо генерал плохо переносит высокую температуру. Она держится около 39° и даже поднимается выше. Сердце у Врангеля совершенно здоровое, но он не привык хворать». На следующий день в бюллетене о состоянии здоровья бывшего главнокомандующего говорилось: «Состояние генерала Врангеля по-прежнему без перемен. Температура за последние дни понизилась, но все же положение остается серьезным». Двадцатого апреля — новый бюллетень: «Положение генерала Врангеля является угрожающим. Врачи неожиданно констатировали туберкулез в крайне тяжелой форме. Температура доходит до 40°...» За несколько дней до смерти обнаружились определенные явления со стороны мозга. Это свидетельствовало о том, что и мозговые оболочки уже затронуты туберкулезом.

Владимир Бурцев, как всегда охочий до любых сенсаций, поехал в Брюссель навестить больного. Он корреспондировал в свою газету: «Когда я подошел к дому генерала Врангеля, находящемуся на окраинной улочке Брюсселя, меня поразила тишина. И только еще более приблизившись, я увидел на входных белых дверях большой лист белой бумаги, умоляющий всех сохранять полную тишину, в которой так нуждался больной. Я увидел сына главкома и показал ему знаком, что хочу войти. Меня встретила мать генерала Врангеля Мария Дмитриевна и рассказала о герое, свалившемся на их дом. Говорил я и с секретарем Врангеля г-ном Котляревским. Он был полон надежд и уповал на Бога...»

В пасхальную ночь случился сильный нервный и сердечный припадок, сопровождавшийся долгими судорогами. В ночь на двадцать первое апреля приступ повторился. Врангель страшно ослабел, температура резко упала. Врангель угасал. Врачи признали положение его безнадежным. Он силился что-то сказать. Мать нагнулась над ним, положив руку на его лоб, точно успокаивая его.