Книга 2. Одиссей покидает Итаку - [28]

Если бы ему пришлось ответить сейчас, ради чего он ставит на кон свою голову, Дмитрий не нашел бы что сказать. Такие вещи, очевидно, просто невозможно выразить однозначно. Все сказанное было бы правдой и одновременно так же далеко от нее, как и прямая ложь. Совсем как у Тютчева в известном стихотворении.

…Вначале он уловил запах дыма от сухих дров и жарящегося мяса, а потом услышал и голоса.

Это было очень красивое место, будто специально для пикников на лоне природы. Конечно, не таких, как сейчас…

Среди редкого лиственного леса, рядом с дорогой, стоял большой деревянный дом с резной верандой, несколько хозяйственных построек, амбар с просевшей, крытой камышом крышей.

Воронцов подстроил бинокль. Деревья раскачивались под ветром, и по зеленой лужайке перед домом скользили их фигурные тени.

Немцев явно не оставляло игривое настроение, поэтому они не стали открывать ворота усадьбы, а просто снесли их вместе с одним столбом и частью забора.

Дмитрий немного ошибся, разбирая следы. У немцев была не одна, а две танкетки «Т-1» со спаренными пулеметами в башнях и три мотоцикла.

Неизвестно, что они имели за приказ, но явно никуда не спешили и расположились на привал основательно. Десять человек, кадровые, еще довоенного призыва рослые парни лет по двадцать пять. Точно такие же, как те, что остались на дороге после встречи с пулеметом старшины Швеца.

Но эти пока живы, радуются внезапно выдавшейся свободе, разделись, кто по пояс, а кто и до трусов, разожгли посреди двора большой костер, двое жарят на вертеле целого поросенка, прихваченного где-то по пути, остальные обливаются водой у колодца, готовят стол к завтраку, загорают на ярком утреннем солнце. Громко разговаривают, часто хохочут. И война, и Россия им пока нравятся. Так же, как тем, вчерашним.

Правда, радуются не все. Для двоих встреча на поляне с хранителями реликвии оказалась последней. Их трупы, замотанные в брезент, из-под которого торчат кованые подошвы сапог, приторочены позади башни одной из танкеток. Но судьба убитых не омрачает радостного настроения живых.

Воронцов опустил бинокль, чтобы не выдать себя блеском стекол. Перевес у них серьезный. Подавляющий, как говорится. В любом случае и пробовать бы не стоило. Семь пулеметов. И броня. Они в полминуты разнесут его пулями в клочья и сядут доедать своего поросенка. Да и с одними автоматами, без пулеметов и танков, справятся с Воронцовым шутя. Загонят, веселясь, как оленя в горах Гарца. Вояки ему не чета.

Но пока шансы на его стороне. Белые начинают и выигрывают. Если повезет.

Он слез с дерева, с которого наблюдал, обошел хутор, далеко углубившись в лес, и вновь вышел к нему с другой стороны. Сюда смотрели глухие стены амбара, а рядом с ним немцы поставили всю свою технику. Это они хорошо сделали, удачно.

Воронцов опустился в глухие заросли крапивы, окружавшие усадьбу с этого фланга и почти полностью скрывающие забор из жердей.

«Как-то интересно такая ограда называется по-украински», – неизвестно к чему вдруг попытался он вспомнить, подавляя пронзительную боль от ожогов.

Полз он медленно, чтобы не шуметь и не раскачивать жирные темно-зеленые стебли.

Перевалился через нижнюю жердину и очутился в лопухах. После крапивы – совсем другое дело.

Оставалось самое опасное – преодолеть открытое место между оградой и амбарами. Не дай бог вздумается кому-нибудь как раз сейчас по нужде прогуляться.

Но, судя по интонациям голосов, немцы все оставались на своих местах и ничего не замечали.

Жаль, что он не знает языка. Интересно бы послушать, о чем они так перед смертью расшумелись.

…Теперь – все. Он стоял, прижимаясь плечом к нагретой солнцем стене. Слева, всего в нескольких метрах, борт одной из танкеток. За ней вторая, с покойниками. Стволы башенных пулеметов повернуты к нему, и кажется, что из них еще тянет запахом кордита. Мотоциклы чуть в стороне, ближе к воротам. Как бы то ни было, к своей технике немцам уже не прорваться.

Будь Воронцов героем историко-развлекательного боевика, сейчас бы в самый раз выйти из-за укрытия, поднять автомат и громко сказать: «Хенде хох!» Или просто начать стрелять от бедра, пошире расставив полусогнутые в коленях ноги и сильно откидываясь туловищем назад.

Но съемочной камеры поблизости все равно не видно, а патроны у немцев отнюдь не холостые. Да и возраст у него уже не тот. Так что лучше действовать без эффектных трюков и поз, но наверняка.

Пока он ползал, немцы успели расставить на большой, расшитой петухами скатерти бутылки, стаканы, закуску и громкими криками поторапливали поваров.

Воронцов выложил на траву противотанковую «РПГ-40», рядом четыре «Ф-1». До основной группы метров пятнадцать, до костра еще десять. Нормально.

Он примерился и, шагнув вперед, изо всей силы бросил противотанковую, целясь в центр скатерти. Тут же упал, вжимаясь в землю, пряча голову за толстыми венцами сруба.

Не успев посмотреть, что там получилось, он одно за другим швырнул в тучу пыли и дыма три ребристых чугунных яйца.

Взрывы, верещание осколков, щепки, летящие от стен, сыплющаяся сверху соломенная труха.

И отчаянный, заходящийся крик, даже вой, возникший неизвестно откуда.