Книга 1 - [11]

А до войны, как до войны,

Везде, по всей вселенной

Он лихо ездил на коне,

В конце весны, в конце весны,

Последней, довоенной.

Но туманы уже по росе плелись,

Град прошел по полям и мечтам.

Для того, чтобы тучи рассеялись,

Парень нужен именно там.

Да, на войне, как на войне,

А до войны, как до войны,

Везде, по всей вселенной,

Он лихо ездил на коне,

В конце весны, в конце весны,

Последней, довоенной.

ПЕСНЯ О ПОГИБШЕМ ЛЕТЧИКЕ

Всю войну под завязку я все к дому тянулся,

И хотя горячился, воевал делово.

Ну, а он торопился, как-то раз не пригнулся,

И в войне взад-вперед обернулся,

За два года всего ничего.

Не слыхать его пульса с сорок третьей весны,

Ну, а я окунулся в довоенные сны,

И гляжу я, дурак, но дышу тяжело.

Он был лучше, добрее, ну, а мне повезло.

Я за пазухой не жил, не пил с господом чая,

Я ни в тыл не просился, ни судьбе под подол,

Но мне женщины молча намекали, встречая:

Если б ты там навеки остался,

Может мой бы обратно пришел.

Для меня не загадка

Их печальный вопрос,

Мне ведь тоже не сладко,

Что у них не сбылось.

Мне ответ подвернулся:

«Извините, что цел,

Я случайно вернулся, вернулся,

Ну, а он не сумел».

Он кричал напоследок в самолете сгорая:

«Ты живи, ты дотянешь», — доносилось сквозь гул.

Мы летали под богом, возле самого рая,

Он поднялся чуть выше и сел там,

Ну а я до земли дотянул,

Встретил летчика сухо

Райский аэродром,

Он садился на брюхо,

Но не ползал на нем,

Он уснул — не проснулся,

Он запел — не допел,

Так что я вот вернулся, вернулся,

Ну а он не сумел.

Я кругом и навечно виноват перед теми,

С кем сегодня встречаться я почел бы за честь.

Но хотя мы живыми до конца долетели,

Жжет нас память и мучает совесть,

У кого она есть.

Кто-то скупо и четко

Отсчитал нам часы

В нашей жизни короткой,

Как бетон полосы.

И на ней, кто разбился,

Кто взлетел навсегда.

Ну, а я приземлился, ну, а я приземлился,

Вот какая беда.

ПЕСНЯ ПРО СНАЙПЕРА

А ну-ка пей-ка,

Кому не лень,

Вам жизнь копейка,

А мне мишень.

Который в гетрах,

Давай на спор,

Я на сто метров,

А ты в упор.

Не та раскладка,

Но я не трус

Итак, десятка,

Бубновый туз,

Ведь ты же на спор

Стрелял в упор,

Но я ведь снайпер,

А ты тапер.

Куду вам деться,

Мой выстрел хлоп,

Девятка в сердце,

Десятка в лоб.

И черной точкой

На белый лист

Легла та ночка

На мою жизнь.

МУЖЧИНЫ

Так случилось — мужчины ушли,

Побросали посевы до срока.

Вот их больше не видно из окон,

Растворились в дорожной пыли.

Вытекают из колоса зерна,

Это слезы несжатых полей.

И холодные ветры проворно

Потекли из щелей.

Мы вас ждем, торопите коней.

В добрый час, в добрый час, в добрый час,

Пусть попутные ветры не бьют, а ласкают вам спины.

А потом возвращайтесь скорей,

Ивы плачут о вас,

И без ваших улыбок — бледнеют и сохнут рябины.

Мы в высоких живем теремах,

Входа нет никому в эти зданья,

Одиночество и ожиданье

Вместо вас поселились в домах.

Потеряла и свежесть и прелесть,

Белизна неодетых рубах.

Твои старые песни приелись

И навязли в зубах.

Мы вас ждем, торопите коней.

В добрый час, в добрый час, в добрый час,

Пусть попутные ветры не бьют,

А ласкают вам спины.

А потом возвращайтесь скорей,

Ивы плачут о вас,

И без ваших улыбок

Бледнеют и сохнут рябины.

Все единою болью болит,

И звучит с каждым днем непрестанней

Вековой надрыв причитаний

Отголоском старинных молитв.

Мы вас встретим и пеших и конных,

Утомленных, не целых, любых.

Только б не пустота похоронных

И предчувствие их.

Мы вас ждем, торопите коней.

В добрый час, в добрый час, в добрый час,

Пусть попутные ветры не бьют, а ласкают вам спины.

А потом возвращайтесь скорей,

Ивы плачут о вас,

И без ваших улыбок — бледнеют и сохнут рябины.

Целуя знамя, пропыленный шелк,

И выплюнув в отчаяньи протезы,

Фельдмаршал звал: «Вперед, мой славный полк,

Презрите смерть, мои головорезы».

И смятыми знаменами горды,

Воспламенены талантливою речью,

Расталкивая спины и зады,

Они стремились в первые ряды

И первыми ложились под картечью.

Хитрец и тот, который не был смел,

Не пожелав платить такую цену,

Полз в задний ряд, но там не уцелел,

Его свои же брали на прицел

И в спину убивали за измену.

Сегодня каждый третий без сапог,

Но после битвы заживут, как крезы.

Прекрасный полк, надежный, верный полк,

Отборные в полку головорезы.

А третьи и средь битвы и бады

Старались сохранить и грудь, и спину,

Не выходя ни в первые ряды,

Ни в задние, но как из-за еды,

Дрались за золотую середину.

Они напишут толстые труды

И будут гибнуть в рамах на картине,

Те, кто не вышли в первые ряды,

Но не были и сзади, и горды,

Что честно прозябали в середине.

Уже трубач без почестей умолк,

Не слышно меди, тише звон железа.

Разбит и смят надежный, верный полк,

В котором сплошь одни головорезы.

Но нет, им честь знамен не запятнать,

Дышал фельдмаршал весело и ровно.

Чтоб их в глазах потомков оправдать,

Он молвил: «Кто-то должен умирать,

А кто-то должен гибнуть, безусловно».

Пусть нет звезды тусклее, чем у них,

Уверенно дотянут до кончины,

Скрываясь за отчаянных и злых

Последний ряд оставив для других,

Уверенные люди сеРедины.

В грязь втоптаны знамена, грязный шелк,

Фельдмаршальские жезлы и протезы.

Ах, славный полк, да был ли славный полк,

В котором сплошь одни головорезы?

В ТЕМНОТЕ

Темнота впереди, подожди,

Там стеною закаты багровые,

Встречный ветер, косые дожди,

И дороги, дороги неровные.