Книга 1. Том 1. Шут и Некромантка - [3]

Приключение резко теряло остатки романтического флера, грозя закончиться в канаве с перерезанной глоткой. Хотя, в крайнем случае, всегда можно будет попытаться вломиться в замок, главное успеть вовремя бросить оружие и сдаться живьём, а там мне будет гарантировано место проживания и питание. Впрочем, опять же увидев когти, могут и сразу сжечь на костре как нечистую силу, вместо помещения в уютную сырую темницу. Возможно, мне следует пробиваться прямиком в подземелья и, выбрав камеру поближе к двери, запираться изнутри, а только после этого сдаваться? Но ведь могут и вход в темницы замуровать напрочь, лишь бы избавиться от явно замыслившей что-то недоброе нечисти.

Кто ж поверит, что какой-нибудь демон — а кем ещё в средневековье могут счесть человека с когтями — вздумает самостоятельно упечь себя в тюремную камеру только для того, чтобы обрести крышу над головой и возможность питаться хотя бы баландой. Да никто не поверит, если не знает, как живут многие студенты в двадцать первом веке. А в темнице хотя бы за аренду жилья платить не надо, как и раздумывать о том, сможешь ли обедать в течение следующей недели, если сегодня напьёшься с друзьями — впрочем, решения всегда принимались в пользу выпивки, ведь пообедать можно зайти к кому-нибудь из тех же друзей. Хотя на второй год такой жизни начинаешь забывать, как выглядит обед из трёх блюд, а вся еда начинает именоваться исключительно закуской. Эх, молодость, молодость, вот были времена, всегда находили выход из любого положения, а главная проблема — кто пойдёт ещё за пивом, потому что мало взяли — решалась броском монетки.

А тут — куда ни кинь, всюду клин, и даже пива не купишь, потому что не можешь объяснить, чего хочешь, а показывать пальцем опасно для жизни. Разве что захватить пивоварню, взять заложников и несколько недель делать вид, будто формулирую требования, думаю, это даже местные поймут. Но ведь когда у них горло пересохнет, возьмут штурмом, наплевав на заложников, пиво варить — не велика наука, всегда найдут нового пивовара, взамен зарезанного захватчиком.

Доселе мне удивительно везло, не попадалось ни одного прохожего, идущего в том же направлении, что и я, или навстречу, а те, кто пересекал мой путь, слишком спешили, чтобы обращать на меня внимание и тем более рассматривать. Но за очередным поворотом я увидел мужчину, опирающегося рукой на стену. Он беседовал с какой-то девушкой, которую я за его спиной толком не видел, но некоторые замеченные детали мгновенно привлекли моё внимание. Я твёрдо решил, что мне просто необходимо рассмотреть её получше и, если я не ошибся, поговорить. Но её собеседник вряд ли обрадуется появлению странно одетого типа, дружелюбно помахивающего тесаком и лопочущего что-то на непонятном языке.

Даже в двадцать первом веке, ночью на пустой улице, услышав шаги за спиной, любой нормальный человек обернётся, чтобы выяснить, кого там черти носят. В средневековье, как мне представлялось, в подобном случае прохожего для верности по возможности прирежут — просто для того, чтобы не сомневаться, что пока наблюдаешь за ним, его подельник не выстрелит в спину. По крайней мере, я в подобной ситуации поступил бы именно так, особенно учитывая далеко не мирный вид прохожего — в качестве такового в данном случае выступал я.

Так что я решил первым проявить инициативу, заранее оправдывая предполагаемые худшие ожидания оппонента, почти повторив недавнее нападение на меня самого, но рассчитывая на иной результат. Этот тип мне мешает, а как известно, нет человека — нет проблемы. Пускай за такое поведение меня не возьмут в Избранные герои, спасители человечества — не очень-то и хотелось.

Охотничий нож в принципе не предназначен для метания — не подходящие вес и баланс. Но тесак для этого годится ещё меньше, а другого оружия у меня не было. Учитывая расстояние и размер мишени, а также мой опыт — я упражнялся в метании ножей больше десяти лет, начиная с кухонных, а об их балансе и вовсе говорить не приходится, — бросок вышел так себе. Вместо середины спины нож попал в правое плечо — мелькнула мысль, что с моим везением, этот мужик наверняка окажется левшой.

Ещё только отправив нож в полёт, я уже бросился вперёд, занося тесак. Мужчина обернулся, увидел меня, его глаза расширились от страха — интересно, он что думал, будто воткнувшийся ему в плечо нож с луны упал? Или я всё же забрёл в слишком приличный район, где к такому не привыкли? Что ж, тем лучше — значит, у него окажется больше денег, чем я рассчитывал. Напал я на него не ради пополнения наличности, но одно другому не мешает.

Мужчина поднял руку — пустую, без оружия — и что-то выкрикнул. Я на всякий случай шарахнулся в сторону — оказавшись чудесным образом в средневековом мире, никогда не знаешь, не бродят ли по нему маги и прочие кудесники, которые не очень любят, когда их пытаются прирезать всякие странные личности. Но ни молнии, ни завалящего файерболла в меня не полетело. Значит, поднятая рука была всего лишь демонстрацией мирных намерений, а непонятная фраза — просьбой о пощаде. Ну и ладно, пусть я выглядел глупо, отскакивая от пустой руки, зато оправдайся мои худшие предположения — уцелел бы. А лишних свидетелей всё равно не останется.