Ключи к чужим жизням - [39]

И я кинул ему газету, в которой описывалась одна мерзкая история. Маньяк долго выслеживал незаурядных женщин, затем шантажировал и заставлял воплощать его сексуальные фантазии. Панин бегло просмотрел статью и вернул мне газету.

– А у нас целых три красотки! И какие! – присвистнул Валера, притворяясь очень серьезным, но я-то видел, что он пока не разделяет мою тревожность до конца.

– Я не утверждаю, что наш клиент такой же гнусный сластолюбец…

– Конечно, Сань, этого-то поймали. Вот же, в газете написано! – перебил меня Валера. – А потом, Саша, сейчас в газетах напишут что угодно, лишь бы их издание покупали! Журналюги совсем совесть потеряли! Они сами и придумывают эти бредни. Ты, конечно, прав, что есть нечто странное в твоем друге детства. Но на деле может оказаться какая-нибудь такая мутота, которой мы даже и вообразить не можем. Ну, ты же сам знаешь, как оно бывает!

– Я знаю, что я ничего не знаю, – пробубнил я. – Так, Валера, теперь мы на всякий случай должны быть предельно внимательными, чтобы уберечь этих трех прелестных подружек от возможных неприятностей. Я хотел, было, сегодня отказаться от дальнейшей работы, но понял, что уже не имею права. Мы должны разобраться, чем все это закончится.

– Вот это верно! – резво согласился Панин. – Не дадим наших девок в обиду! Я так к ним прикипел душой! А особенно эта, Анна, м-м-м! Чудо, как хороша!

– Ты и в правду помолодел! – усмехнулся я. – Смотри, не влюбись, словно юноша бледный с взором горящим!

– Ну, Саша, ты же меня знаешь!

– Знаю, как облупленного. Слушай, Палыч, а вот еще один вариантик проклюнулся в моей голове. Расскажи-ка мне ещё разок про политическую деятельность Олега Шабанова.

– Ну, он вступил в партию, этой, как её, черт… Социальной демократии. Я же говорил тебе.

– И чем она отличается от других?

Валерий Павлович немного призадумался и обстоятельно выдал:

– Другие народ на площадях агитируют, бабулек-дедулек собирают, а эти решили ставку сделать на образованную часть общества и на активное студенчество. Шабанова студенты уважают. Он достаточно молод, энергичен. Кто его знает, вдруг далеко пойдет. Двинет, например, в депутаты.

– Вот-вот! А вдруг политические противники собирают компромат на всякий случай? Может, этот Князь морочит мне голову, а сам выуживает потихоньку всякие погрешности и оплошности из личной жизни семьи Шабановых? У нас вообще сегодня беседа странно выстраивалась. Он все в сторону уклонялся, словно зубы мне заговаривал. Будто путал следы.

– Ну, зубы заговорить ему не удалось! – усмехнулся Валера. – Видно, что тебе нездоровится. А насчет компромата в политических целях я не знаю… Смутно как-то, расплывчато. Мне даже сразу тоскливо и скучно сделалось. Любовь и ревность мне больше по душе.

– А правда зачастую бывает очень скучная и нудная, ты же знаешь. Это вымысел бывает ярким и виртуозным, – сказал я.

– Ладно, поживем-увидим. Разберемся, в чем дело-вопрос. Помнишь, как наш начальник всегда бормотал скороговоркой? В чем дело-вопрос?! – напомнил мне Валера, подражая голосу незабвенного полковника Тимохина. – Я пока, Шурик, могу сделать только предварительные выводы.

– Это, какие?

– Маньяков надо ловить. Женщин надо любить и беречь. А зубы надо лечить, – размеренно сказал Панин. – Поезжай-ка, дружок, в поликлинику.

Эта его неторопливая рассудительность всегда нравилась мне. Я последовал его доброму совету и поехал на Овчинниковскую набережную в Центральную поликлинику МВД.

Лечение – дело интимное. На мой взгляд, между врачом и пациентом должен быть контакт, даже симпатия, иначе неизбежны трения и проблемы. Свои зубы я давно доверял единственному доктору. Была у меня одна птичка-медичка в поликлинике МВД. Звали её Таисия. У неё рука легкая, как раз по мне. Вот к ней я и поехал. Таисия ухитрялась пользовать меня, хотя я уже не работал в наших славных правоохранительных органах.

– У-у, Сашенька, как все запущено! – сказала она мне, разглядывая свежий рентгеновский снимок моего зуба мудрости. – Все непросто. Обычной пломбой не отделаешься.

– А что там?

– Ты разве не заметил, что у твоего зуба отломился огромный кусок?

– Слушай, нет, не заметил. Он вчера заныл, а сегодня стало просто невозможно уже терпеть.

– И не надо терпеть! Молодец, что пришел.

– Это Панин меня направил.

– Привет ему от меня.

– Передам, если вернусь живым, – мрачно пошутил я.

– Хватит ныть! – отмела она мой незатейливый черный юмор. – Так, слушай сюда! У корня твоего зуба целых четыре ответвления. Как медуза, честное слово! А от самого зуба на поверхности почти ничего не осталось. Раскололся и выкрошился. Довел ты его. Его либо удалять, либо кропотливо восстанавливать. Восстановление – процесс небыстрый.

– Больно будет? – съежился я в кресле.

– Примем меры, обезболим. Я тебе укол сделаю, – ласково пообещала Таисия. – Могу даже два, три.

– Ой, уколов этих еще больше боюсь! – воспротивился я. – Такой шприц у тебя, как орудие пыток! И так мерзко делается, когда втыкают в челюсть! Такой скрежет!

– А что, удалять не боишься? Без зуба жить лучше? Так все порастеряешь! Будешь шамкать, как столетний дед. Ну, не стыдно?