Ключевой - [57]

Переводчик указал на топчан:

– Здесь спи, друг.

– А ты где? – уточнил я у него.

Но мой проводник только улыбнулся и поманил меня на кухню, где показал притаившийся за комодом умывальник.

– Вода, друг. Завтра утром идти гора, Ортюллю!

После этого он, не прощаясь, вышел из дома, прикрыв за собой обитую войлоком дверь.

Я остался один. Выглянув сквозь мутные стекла кухонного окна во двор, я увидел, как Сероп скрылся за забором, затворив калитку. Я подошел к умывальнику и легонько ударил по язычку. С громким звоном вода полилась сначала на оцинкованный таз, а потом через круглую дыру в центре раковины стекла в ведро, стоящее внизу. Я такое видел в раннем-раннем детстве, когда мы ездили к родственникам в деревню под Нижним.

Я умылся и пошел в соседнюю комнату перекладывать нужные мне вещи из сумки в рюкзак. Я вывалил все на постель и затем максимально плотно утрамбовал. В итоге рюкзак оказался практически полон, в том числе и потому, что на дно я, свернув, уложил свою кожаную сумку. Из своей одежды я оставил себе на утро футболку. Джинсы и ветровку убрал в рюкзак, поставил его рядом с кроватью. Куртку и ватные штаны положил прямо на рюкзак, чтобы в ранний час не искать их.

На улице было еще достаточно светло, но окошки дома были такими маленькими, а стекла такими мутными, что внутри царили постоянные полумрак и сырость. Однако все мои попытки найти выключатели оказались безрезультатны. Дом, похоже, не был оборудован электричеством. Я поискал на кухне свечи, но нашел только спички.

Забросив в печь газету, которую нашел на столе, и затем подложив пару поленьев, я худо-бедно развел костер. Огонь весело заплясал внутри печки, и стало поуютнее. Я налил воду из ведра и вскипятил ее в чумазом железном чайнике с помятым боком, но сколько ни искал в полутьме заварку и сахар, так и не нашел. Поэтому вскоре я сидел в свете тусклых сполохов пламени, пробивавшихся из щелей печной заслонки, маленькими глотками потягивал кипяток из пузатой жестяной чашки и думал о том, что меня ждет завтра.

Мне кажется, только сейчас я начал понимать, о чем говорил мне Шацкий. О сложности настоящего выбора. Ведь это большое заблуждение, что он кажется очевидным. Все совсем не просто. И очень легко сделать ошибку.

Вспомнив о своем обещании главному редактору, я достал телефон. Сигнал бы очень слабым, но я был на связи.

«Пал Палыч, помню о своем обещании. Возможно, завтра получу ответ».

Это было своего рода прощание, отправленное в текстовом виде. И здесь было куда больше лукавства, благородной лжи, чем правды. Как Шацкий, интересно, представлял себе это? Я встречу Кота, схвачу его и буду ему напоминать давнюю историю с аспирантом у дверей Судостроительного института? Или, может, извинюсь за главреда, который тогда его шуганул? Не знаю.

Но не написать Шацкому я не мог. Он, правда, многое сделал, чтобы я оказался здесь: мне исправно приходили «командировочные» на карту. За это я был ему искренне благодарен.

«Спасибо», – пиликнул мой телефон.

Как хорошо, что там не было никаких эмоций и требований! Сдержанно и коротко. Это «спасибо» словно подстегнуло меня.

А знаете что? Я зашел так далеко, что теперь уже пути назад не было. И по большому счету я готов был положиться на судьбу. Встречу завтра Хранителя или нет, это в любом случае будет конец моего пути. Финальная точка. Если в этой деревне я не найду ничего, я просто прекращу поиски. Я вернусь туда, где я должен быть. К жене и своему ребенку. И тогда проживу с ним еще одну жизнь. Я вообще не буду кричать на него, я не буду его ругать, ведь он очень смышленый малыш, он и так все понимает. Он любит и хочет учиться. Он будет расти крепким и здоровым, радовать нас с Вероникой и своих дедушек и бабушку.

А как же тот Максим, мой сын, которого я уже почти не помнил?

Если завтра я не верну его, значит, это было просто наваждение и никакого ребенка не существовало. Вот так.

Выплеснув остатки уже остывшей воды из кружки в раковину, я пошел спать, думая, что опять буду ворочаться всю ночь. Но я заснул практически сразу, и на этот раз она пролетела как одно мгновение.

● ● ●

Я проснулся от того,что кто-то тряс меня за плечо. В неясной рассветной мгле я увидел склонившееся надо мной страшное лицо. В ужасе я отпрянул, пару секунд просто не понимая, где я нахожусь. Наконец сознание вернулось ко мне, и я понял, что надо мной склонился Сероп, мой проводник. Я настолько крепко спал, что не слышал, как он вошел, отворив скрипучую дверь:

– Друг, вставай! – говорил он отчего-то полушепотом.

– Да, да, Сероп, – я резко поднялся и сел на постели. – Уже выходим? Сколько сейчас времени?

– Надо ходить гора! – ответил он мне вполголоса.

– Я понял, минуту. Дай мне минуту.

Я поднялся с топчана и, шатаясь, побрел на кухню, где плеснул себе пару раз в лицо холодной водой из умывальника. Здесь я заметил, что стол был накрыт. Из-под крышки сковороды доносился запах чего-то вкусного. В кружках дымился заваренный чай. А на полке у стены распространяла вокруг мягкий свет старенькая масляная лампа. Сероп пришел уже давно и приготовил завтрак.

Теперь он вошел за мной на кухню: