Ключ - [33]

— В который из них? — уточнил водитель, переходя на английский с легкостью человека, который зарабатывает себе на жизнь обслуживанием туристов.

— В самый оживленный, — сказала она и села так, чтобы с улицы ее было трудно заметить. — В тот, откуда можно быстрее улететь из этого города.

23 Рун, Садовый район, офис фонда «Ортус»

Ажда Демир, заслоняясь рукой от солнца, сверкавшего в лужах, выглянула из окна на четвертом этаже здания. Ее движение отразилось в стекле, и она взглянула на собственное отражение, похожее на призрак. На лице ясно читались переживания последней недели: под глазами темные круги, лоб избороздили морщины, седые волосы, обычно туго стянутые в аккуратный узел на затылке, кое-где выбились. Женщина подняла руку и пригладила их, словно пытаясь этим жестом вернуть привычный порядок вещей.

Отвернувшись от собственного призрачного отражения, она бросила взгляд на тот хаос, который воцарился теперь в ее мире, где всегда все было расставлено по своим местам. Комната, в которой она находилась, напоминала небольшой школьный класс: на потолке — лампы дневного света, все помещение занимают рядами расставленные рабочие столы, за которыми обычно сидят сотрудники, занимающиеся сбором пожертвований, и помощники-добровольцы, обеспечивающие наиболее важный проект фонда по организации гуманитарной помощи центральным районам Судана. После взрыва в Цитадели вся эта работа приостановилась. Банковские счета «Ортуса» по всему миру были заморожены: проводилось тщательное расследование, как могло случиться, что глава фонда угнала целый грузовик удобрений (которые от чистого сердца пожертвовал крупный и весьма уважаемый концерн) и пыталась с их помощью взорвать старейший и самый почитаемый в мире монастырь. За прошедшую неделю в офисе обосновалась бригада следователей, внимательно изучавших все записи и бухгалтерские книги. Они искали доказательства того, что благотворительная деятельность фонда служила лишь прикрытием для террористической организации ненавистников Церкви. Ничего, разумеется, они не нашли, но это уже не играло большой роли: пропагандистский резонанс был огромным. Ажда все это время не только отбивалась от звонков журналистов и выдворяла их из кабинета, но и составляла постоянно растущий список разнообразных компаний и жертвователей, которые разрывали всякие связи с их благотворительной организацией. У ее стола все росла и росла гора ящиков, которые необходимо было рассортировать и унести на склады, — эта гора служила наглядным символом того хаоса, в который погрузился «Ортус».

Но на душе у Ажды Демир было тяжело не потому, что навалилось много дополнительной работы. Ее беспокоили не видимые глазу издержки, порожденные нынешним беспорядком и напоминающие бесчисленные круги на воде, которые расходятся от брошенного камня. В просвете между ящиками она видела прикрепленные к голым стенам фотографии и карты, связанные с теми проектами, которые повисли в воздухе из-за расследования: фильтрация и очистка воды в Судане, недостроенная школа в Сьерра-Леоне, свежевспаханные поля в Сомали, на которых прежде не сеяли ничего, кроме разве что противопехотных мин. В первую очередь пострадают жители этих стран — они не смогут понять, почему им вдруг прекратили помогать налаживать жизнь после многолетних бедствий.

Дневная духота давила на Ажду, и она прислушалась: не гремит ли гром? Гроза, собравшаяся над горами, могла докатиться сюда и принести свежесть. Вместо грома она услышала нечто такое, от чего глаза ее расшились, а по коже побежали мурашки. Доски пола заскрипели под чьими-то шагами — кроме нее самой, в здании был кто-то еще.

Она снова прислушалась, надеясь услышать оклик знакомого голоса или чей-то разговор. Никого и ничего. Все уже ушли. Она ведь сама заперла входную дверь за последним сотрудником.

А звук послышался снова: заскрипела половица, потом раздался тихий щелчок.

Звук шел сверху, с того этажа, где никого не могло быть. Офисы занимали четыре нижних этажа здания, а на пятом находились апартаменты Катрины Манн, семья которой когда-то владела этим домом. Теперь Катрина руководила «Ортусом» и жила, по ее собственному выражению, «над лавкой». Но она же сейчас не дома, а в больнице.

Снова послышался звук.

Совсем тихий, будто открывают ящик письменного стола.

Ажда на цыпочках прокралась по комнате, пользуясь шумами наверху, чтобы никто не услышал ее шагов. Добралась до лестницы и подняла глаза на площадку пятого этажа.

Одно слуховое окошко, ведущее на крышу, было открыто.

Слабые звуки продолжали доноситься с верхнего этажа — слишком приглушенные для честного человека, но и слишком громкие, чтобы можно было просто не обратить на них внимания. Ажда тихонько поднялась по лестнице, старясь держаться ближе к стене, где ступеньки были покрепче и не так скрипели. Дверь была открыта, в квартире горел свет. Женщина задержалась на минутку, раздумывая, как поступить дальше. Преодолеть страх ей помог звук вскрываемого шкафа, где хранились документы. Кто бы это ни был, он рылся в частных бумагах, а такого она стерпеть не могла. Ажда преодолела последние ступеньки и подошла к двери.