Ключ от Венеции - [32]

Они обменялись рукопожатиями, и Филипп пошел получать плащи. Рут ждала его в вестибюле.

— Что теперь? — возбужденно спросила она.

— Мне хотелось бы перекинуться парой слов с джентльменом по имени Гайд, — хмуро ответил Филипп.

— Вы уверены в том, что это инспектор нашел Стэнсдейла в олдершотской пивной?

— Гайд или кто-то из его помощников. В любом случае создалась кошмарная ситуация. Стэнсдейла и его супругу нельзя винить за то, что их провел какой-то самозванец. Но если я не поспешу и не развею заблуждения инспектора Гайда, он подмахнет ордер на мой арест — и пикнуть не успеешь!

— Почему же инспектор до сих пор этого не сделал? Он, должно быть, несколько дней уже в курсе.

— Ему, наверное, нравится играть в кошки-мышки. Я просто должен встретиться с ним и оправдаться.

Они вышли на улицу, и Филипп направился к ближайшей телефонной будке. Через минуту он вышел оттуда бледный от злости и тревоги.

— Проклятье! Он не желает встречаться со мной сегодня. Уверен, что дело может подождать до завтра.

— Но что он сказал насчет…

— Да он не дал мне словечка вставить. Играет, как кошка с мышкой и наслаждается этой забавой. Сказал, что заскочит в студию завтра в одиннадцать утра. Я никогда не думал, что он может быть таким незаинтересованным, даже безразличным. Просто не понимаю человека!

— Да, мужчины — тяжелый народ, — пробормотала Рут.

Глава 9

Бурной оказалась встреча инспектора Гайда с Филиппом, состоявшаяся на следующее утро. Рут, формально не присутствовавшая на ней, но «легкомысленно забывшая» плотно прикрыть дверь, говорила потом Филиппу:

— Вы напоминали капризного мальчишку, попавшего в беду из-за того, что он наделал, или, что ещё хуже, из-за того, чего он не делал.

Скверное начало было положено первыми же словами Филиппа, выпалившего:

— Инспектор, в какую дьявольскую игру вы играете?

Гайд оставался совершенно невозмутимым.

— Не можете ли вы высказаться несколько яснее, сэр?

— Вы знаете, о чем я говорю — о фотографиях Рейнольдсов, или, исходя из того, что нам известно сегодня — о фотографиях Стэнсдейлов. Будучи последний раз здесь, вы показали мне эти проклятые снимки и спросили, знаю ли я изображенную на них пару.

— Верно, мистер Хольт. И вы ответили, что не знаете.

— Хорошенькое дело! — взорвался Филипп. — И все это время вы были на сто процентов уверены не только в том, что я их знаю, но и в том, что я их сам фотографировал вот в этой студии!

— Разве я был уверен в этом, сэр?

— Ну, конечно же — должны были!

Дружелюбная улыбка появилась на лице Гайда.

— Что ж, в таком случае позвольте мне вновь спросить вас: вы делали эти фотографии?

— Нет, не делал! Но я не ожидаю, что вы поверите мне, поскольку…

— Почему же, мистер Хольт? Я не такой уж Фома неверующий. Посудите сами: ведь в этом деле имеется по меньшей мере пять аспектов, которые давали мне основание для подозрений и даже для вашего ареста.

— Пять? Полагаю, вы не станете делиться ими со мной?

Вынув из кармана трубку, Гайд не торопясь тщательно набил её ароматным табаком. Беспристрастному наблюдателю было бы понятно, что инспектор дает Филиппу время успокоиться. После долгих поисков спичек он наконец раскурил трубку.

— Почему бы и нет, мистер Хольт? Если я напомню, что поверил вам в те дни, когда вы оказались в весьма сложном положении, это может помочь вам почувствовать ко мне немного больше доверия. А теперь позвольте рассказать историю дела Рекса Хольта, как она видится в официальной версии.

— Это, должно быть, интересно, — откликнулся Филипп.

— Что ж, начну с самого начала — со смерти вашего брата… Нас всегда учили, что прежде всего надо искать мотив и благоприятную возможность для совершения преступления. У вас такая возможность была, поскольку, по вашему собственному признанию, в ночь его смерти вы оказались в нескольких милях оттуда. Я тщательно анализировал ваше алиби и в конце концов пришел к выводу, что вы говорите правду.

— Очень мило с вашей стороны.

— И тем не менее, алиби само по себе было весьма шатким. Ведь это факт, что вы ездили в Марлоу судить конкурс и вполне могли на обратном пути проникнуть в «Королевский сокол». Вы могли застрелить брата, подделать записку о самоубийстве и незаметно исчезнуть из отеля, воспользовавшись шумом и суетой на банкете драматического общества. Мы с вами знаем, что ничего этого не было, как здравомыслящий человек должны вы признать, что такое могло случиться.

— Теоретически это возможно, — неохотно согласился Филипп.

— Благодарю вас. Далее. Когда я показал вам записку, вы определенно подтвердили почерк брата.

— Признаю: я обманулся. Почерк был очень похож, но Рекс не мог этого написать — он был убит!

— Вот именно. Эксперты доказали, что записка была очень ловкой подделкой.

— Вот как…

— Кто же её подделал, мистер Хольт? Кому легче всего было состряпать тонкую имитацию почерка Рекса Хольта, как не его брату, знавшему его всю жизнь? И не для того ли вы подтвердили руку Рекса, чтобы заставить меня поверить в то, что записка написана именно им?

— Боже мой, инспектор, вы же не думаете…

— Я ничего подобного не думаю, мистер Хольт, — успокоил его Гайд. — Просто рассказываю, как видится это дело с формальной точки зрения.