Ключ от Снега - [36]

– И осиновый кол не понадобился, – пробормотал Книгочей, брезгливо морща нос от сладковатого запаха паленой шкуры.

– Это все сказки неразумных селян, – покачал головой отпущенник. – Огонь – самое лучшее средство очистить нечистое. Он просто уничтожает его. Хотя…

Он с сомнением посмотрел на ствол огромной сосны, валяющийся поперек тропинки. – Хотя и против кола ни имею ничего. Только никогда нельзя промахиваться.

Впереди быстро светлело. Мир костей остался позади, и перед ними лежали холодные пески дюн – последнее препятствие перед Рекой без Имени; последней рекой, которая ожидает рано или поздно всякого спустя пять недель и пять дней после того, как его душа расстанется с телом.

ГЛАВА 9 СПРАВА И СЛЕВА

Ночь в избушке Ян Коростель по прозвищу Дудка вспомнил потом не раз, как, впрочем, и все последовавшие за ней события. Эгле наотрез отказалась спать одна в маленькой кухоньке и заявила, что будет ночевать рядом с мужчинами, а «пришлецы» пусть храпят себе вдвоем в кухне. Травник не возражал, Ткач с Рябинником тоже, и девушка, минуя мгновенно покрасневшего как рак Марта, устроила свою постель у стенки, немного потеснив Яна. Коростель был немало смущен этим предпочтением, и поэтому он твердо решил заснуть пораньше, еще не дожидаясь, когда придет спать Эгле. Что, в сущности, у него и преотменно получилось: набродившись по острову, он еле приволок ноги в избу и заснул, еле добравшись до своей лежанки. Столь же быстро заснул и Збышек, и только Травник не смыкал глаз, пока с озера не пришла накупавшаяся перед сном девушка. Вихрем проскочив через кухню, где тихо переговаривались пришлые друиды, причем говорил главным образом длинный Ткач, Эгле что-то тихо шепнула Травнику, тот так же тихо и коротко ей ответил, и она стала устраиваться под одеялом. Травник быстро встал (в лесу чаще всего он спал под своим походным одеялом одетый, чего Коростель и Збышек никак не могли понять) и прошел в кухню.

Через несколько минут они вышли на двор с Рябинником, которому в эту ночь предстояло дежурить первым. Самым подробным образом проинструктировав гостя, Травник вернулся в дом. Все его товарищи, включая и правнучку друидессы, уже спали. За окнами, которые хозяйственная Эгле затянула найденными в подполе тонкими тряпицами, густо гудели ночные осы; изредка налетал охотящийся на них большой гундосый шершень, а в комнате серебристо и нудно позванивали залетевшие вездесущие комары. Изредка кто-нибудь из друидов спросонок размахивал ладонью над головой и вновь погружался в сладостную негу ночного небытия.

Коростель проснулся под утро. Эгле, спавшая рядом, разметалась во сне, и прядь ее темных, блестящих волос случайно легла Яну на щеку. Он почувствовал сквозь дрему, как что-то щекочет ему нос, и собрался было уже чихнуть, как вдруг ощутил сладковатый аромат девичьих волос. От неожиданности Ян замер, боясь даже пошевелиться, но девушка лежала неподвижно, сладко сопя во сне. Он затаил дыхание и попытался немножко отодвинуться, больше всего опасаясь, что эту сцену может случайно увидеть кто-то другой, и в особенности – Март. Темные волосы легко соскользнули с его щеки, но Эгле что-то тихо и несвязно пробормотала сквозь сон и, придвинувшись, уткнулась носом прямо ему в щеку. Коростеля тут же бросило в жар, и одновременно сердце его похолодело.

В военную годину ему приходилось иметь дело с девушками, хотя и не часто. Может быть, из-за врожденной скромности или опасения привязаться к кому-то всерьез, что для солдата, которого судьба мотает по дорогам и весям, было невозможно. Кроме того, Ян знал, что он легко привыкает к людям, и в каждой девушке с самых юных лет стремился видеть свою потенциальную спутницу жизни. Солдатская же судьбина подсовывала Коростелю девиц по большей части легкомысленных, падких до дешевых приключений, и Ян старался по возможности уклоняться от веселых хмельных пирушек, столь любимых пьяной солдатней. Этим он неизменно вызывал шуточки и смех товарищей по палатке, но ничего с собой поделать не мог. Даже те редкие случаи, когда мужская природа брала свое, он старался не вспоминать из-за неизменно возникающего при этом неприятного чувства ненужности и незначимости для него этих случайных связей. Хотя иногда и ему хотелось просто забыть о дымящейся крови на шлемах, разинутых в беззвучном крике ртах, продавленных доспехах, из которых их обладателя зачастую приходилось выковыривать по частям, страшным своим видом и цветом. А, может быть, в памяти его всегда подсознательно жило воспоминание о босоногой сероглазой девчонке, зачарованно глядящей вслед улетающему желтому махаону, плавно проплывающему над полем, большому, как птица, и яркому, как медовый цветок?

Коростель осторожно обернулся, подложив под голову Эгле ладонь. Марта, к счастью, в комнате уже не было – ему досталась предутренняя стража. Травник крепко спал, редко и глубоко дыша. Ян успокоенно повернул голову, но руку не убрал, побоявшись, что разбудит девушку. Невольно он залюбовался Эгле.

Длинные ресницы, мягкий овал лица, круглый подбородок и пухлые щеки, словно подернутые дымкой самого крепкого на свете рассветного сна, – все это делало и без того привлекательную девушку удивительно красивой во сне. Она была тонкая в талии, и вместе с тем от нее исходило такое домашнее тепло и сила молодой, крепкой и здоровой девушки, что Яну стало не по себе. Он тут же вспомнил, как вечером Эгле предпочла выбрать себе место для отдыха рядом с ним, и задумался.