Ключ от морга - [9]

— Эй, Элвин!

Серая кошка, мягко ступая, вышла на середину кухни и уставилась на меня неподвижными зелеными глазами. На ее красном кожаном ошейнике болтался маленький колокольчик, который тихо позванивал. Я сказал приветливо:

— Хелло, киска!

Кошка мяукнула, показав розовую пасть, а потом удалилась, высоко неся свой хвост. Звук колокольчика замер в глубине. Кухня была довольно неряшлива. Возле раковины из нержавеющей стали в беспорядке громоздились бутылки, стаканы, банки, поднос с тающими кубиками льда. С того места, где я стоял, я разглядел ингредиенты для приготовления коктейлей: бурбон, сладкий вермут, банка красных вишен, джин, сухой вермут и маслины. Я вспомнил, как миссис Бэйн говорила мне по телефону, что терпеть не может мартини. «Манхеттен», значит, был для нее. Бэйн сказал мне, что она ушла. По где он сам?

Я попробовал открыть дверь, затянутую сеткой. Она была заперта изнутри. Я вернулся к главному входу, заметив, что ветер усилился и стало холоднее. Входная дверь оказалась незапертой. Я распахнул ее и прошел в холл.

— Элвин! — позвал я.

Единственным откликом был слабый звон колокольчика. Я приблизился к арке. Кошка стояла там, подняв переднюю лапу, и следила за мной немигающими глазами.

— Уходи, кошка, — сказал я, оглядываясь, — ты мне действуешь на нервы. — Я сделал шаг в гостиную и громко позвал: — Эй! — Позади звякнул колокольчик, а когда я оглянулся, кошка исчезла.

Я прошел через уютную комнату к обеденному алькову в дальнем конце. Там, на столике под зеркалом, освещенном бра, стояли два миксера для коктейлей. По остаткам жидкости на дне — янтарной в одном, розовой и другом — я догадался, что в них смешивали два разных коктейля. Там был только один бокал на высокой ножке, пустой, если не считать маслины на дне. Рядом, на покрытом скатертью столе стояли серебряный кофейник, грязные чашки и тарелки с хлебными крошками и остатками салата, стеклянная ваза, наполненная салатом, и большое блюдо сандвичей, аппетитно нарезанных треугольниками. Они казались нетронутыми. Я взял один сандвич и откусил. Тунец с майонезом. Я недоумевал, почему бродившая по дому кошка не устроила себе пиршество. Или ее хорошо накормили, или она не любит рыбу с майонезом. Я разделался с сандвичем в три приема: он был очень хорош, пусть хлеб и зачерствел немного. Я взял второй и, жуя, осматривался. Напротив меня находился маленький столик красного дерева, на котором стоял телефон цвета слоновой кости, а рядом ручка на мраморной подставке и раскрытая записная книжка.

Я подошел к столу, не переставая жевать, и склонился над ним. Книжка была открыта на сентябре, и под словом «понедельник» кто-то нацарапал: «Бридж после обеда у Флоренс Маркхэм». Для отвода глаз, мрачно подумал я. Чтобы одурачить Элвина Бэйна. Если Бэйн сказал мне правду, она пошла к Дэймону, а не на бридж. Но тем не менее она сделала эту запись.

Я еще раз осмотрел гостиную. Она была по-настоящему элегантной. Я подумал, сама ли миссис Бэйн подбирала обстановку. Если да, то она обладала хорошим вкусом. Правда, книжные полки на одной стене были заставлены не книгами, а вьющимися растениями и фарфоровыми фигурками, но, может быть, она была не любительница читать. Впрочем, там были и журналы — все самые популярные, аккуратно сложенные на деревянной подставке. Мне почему-то приятно было заметить, что место нашлось не только для еженедельников и журналов мод, но и для изданий по сельскому хозяйству и консервной промышленности. Здесь же стояли телевизор, радиоприемник и проигрыватель. На его крышке из красного дерева лежала стопка пластинок, а на диске — последняя пластинка оркестра Луи Армстронга. Я испытывал некоторое замешательство. Все это как-то не соответствовало сложившемуся в моем представлении образу миссис Бэйн. Возможно, в конце концов, она не так уж плоха. Быть может, у нее была причина искать общества другого мужчины, даже такого, как Джон Дэймон. Элвин Бэйн, подумал я, определенно не из тех, кому доставит удовольствие игра Армстронга. Но сразу же устыдился этих мыслей.

Внизу были еще четыре комнаты, включая ванную и спальню. Ни в одной из них не было Элвина Бэйна. Я вернулся в холл, поколебался, а потом стал медленно подниматься по покрытой ковром лестнице. На восьмой ступеньке лежал женский шарф в красную клетку, каким женщины иногда обвязывают голову, придавая себе деревенский вид, что лично я нахожу непривлекательным. Я подобрал его и медленно пропустил между пальцев. От него крепко пахло незнакомыми мне духами. «Шарф миссис Бэйн, — подумал я, — небрежно оброненный, наверное, когда она покидала дом, направляясь к любовнику». Я уронил его обратно на ступеньки и продолжал подниматься, раздумывая, не заснул ли Бэйн. Добравшись до конца лестницы, я оказался в своего рода верхней гостиной. На полированном столе стоял еще один белый телефон и еще один бокал на высокой ножке с недопитыми каплями розовой жидкости на дне. Вишенки не было, но, после того как я понюхал осадок, у меня не осталось сомнений, что в бокале был «Манхеттен». У стола стоял стул с прямой спинкой и сиденьем, обитым белой кожей. Торшер возле другого кресла бросал неяркий свет на роскошный бежевый ковер. Я еще раз позвал Бэйна и опять не получил ответа. Шагнув к ближайшей двери я коротко постучал и вошел.