Ключ от ёлочного сундука - [4]

Она принялась считать до десяти. Глеб подмигнул Ваньке и бросился куда-то за дом. Мест, чтобы прятаться, у них во дворе было вдоволь — за теплицами, дровяником, летней кухней, но Ванька выбрал самое потаенное укрытие, за курятником.

Там и нашла его Даша. Ваня сидел на корточках и размазывал слезы по лицу. А рядом, на влажной земле, лежала знакомая кастрюлька в цветочек. Даша охнула, и Глеб хлопнул себя по лбу. А Ванька всхлипнул:

— Кастрюлькин... он растаял. он не дошел до Деда Мороза.

После минутной паузы Глеб решительно воскликнул:

— Да это же не та кастрюля! Это наша! Мы вчера ее с Дашкой сожгли, хотели суп на обед разогреть и забыли. Вот, от матери спрятали, а то влетит же нам!

— Разве это не наша с дедом кастрюля? — с сомнением проговорил Ванька.

— Конечно, нет! Твой Кастрюлькин, небось, уже у Деда Мороза в гостях сидит, чай со льдом пьет и мороженым закусывает.

Ваня перестал плакать. Бросил последний взгляд на кастрюлю и, поверив уговорам Глеба, сказал:

— Давайте дальше играть! Чур, я снова прячусь!

Когда он умчался, Даша с Глебом переглянулись.

— Кастрюлькин обязательно вернется, — сказал Глеб сурово. — Как только выпадет снег.

Но снега все не было. Ванька гадал: вернется ли снеговик? Или Кастрюлькин остался жить у Деда Мороза? Ведь там холоднее, там не растаешь, как растаял снеговик Даши и Глеба, от которого осталась одна морковка.

В субботу приехала мама, нагруженная покупками. Оказывается, до Ново­го года осталось всего четыре дня, и мама привезла продукты для новогоднего стола. Покупки были по большей части скучные, с Ванькиной точки зрения: свертки с замороженным мясом и копченой рыбой, сыр и оливки, банки с майонезом и горошком. Нашлись в маминых сумках и более заманчивые паке­тики — с шоколадными конфетами и длинными леденцами в ярких фантиках. Их предполагалось повесить на елку вместе с игрушками.

Веселая, запыхавшаяся, мама расцеловала «старого и малого», как она их ласково называла, и оглядела избушку. Удивилась:

— Елку еще не наряжали? Что-то вы припозднились.

Дед и Ваня переглянулись.

— Ключ пропал, — сказал дед.

— От сундука? — ахнула мама. Она тоже любила разглядывать реликвии, примерять прабабушкины бусы и платки, перебирать пуговицы в коробочке. Мама как-то рассказывала Ваньке, что в детстве очень любила играть с этими пуговицами. Там у нее были пуговица-принц и пуговица-колдун, а еще две красивые пуговицы-принцессы, из которых принц никак не мог выбрать себе невесту. Подумать только, один сундук — а столько вмещал жизней, историй и даже сказок!

— Так, может, просто взломать замок? — предположила мама неуверен­но.

Ваня заметно оживился от ее предложения. В самом же деле, сундук можно открыть и без ключа! Но дедушка и слышать о таком не захотел. «Это старинная работа, умельцы делали, мастера, жаль ломать, он ведь как живой, со своей историей.» — сказал он, словно оправдываясь. И Ване снова стало стыдно. Ведь оправдываться нужно было ему.

Мама уехала. Пообещала вернуться 31 декабря вместе с папой и привезти новые елочные игрушки, раз уж старые заперты внутри сундука. «А вам зада­ние, добры молодцы, пыль по углам обмести и елку раздобыть попушистее».

Елку они раздобыли на следующий день. Она стояла в ведре с песком, красивая и пышная, пахла смолой, хвоей и лесом. Только игрушек не хватало. Не сговариваясь, Ванька с дедом поглядели на сундук, а потом друг на друга. Дед вздохнул. А Ванька представил, как там, в темноте сундука, сидят испу­ганные елочные игрушки и перешептываются: «Почему никто не открывает сундук? Почему нас не достают? Нового года не будет?»

От этих грустных мыслей и от волнения за Кастрюлькина, который то ли ушел, а то ли растаял, Ванька расклеился окончательно. Он и не знал раньше, что от вранья делается так плохо. Нет, он больше не мог обманывать дедушку. И, как с крыши в снег спрыгнув, только сердце ухнуло, Ванька сказал глухо:

— Деда, прости меня. Это я ключ взял. И потерял. Я не нарочно.

Он думал, дедушка ахнет или ругаться начнет. Но было так тихо, только в печке трещали полешки и чирикали ходики на кухне, считая часы до Нового года. Ванька поднял глаза. Дед смотрел на него — ласково, грустно, понимаю­ще, и мальчик вдруг понял, что дед с самого первого дня знал прекрасно, кто взял ключ. Ведь табуретку-то Ваня так и не успел унести назад на кухню! Так и осталась табуретка стоять возле картины с вышитыми лебедями!

Стыдно, как стыдно! Ванька почувствовал, что вот-вот расплачется, и убежал в свою комнату. Дед за ним не пошел. Вскоре загремела сковородка на кухне, потом запахло оладьями.

Наплакавшись, Ванька вышел к столу. Про ключ они с дедом не говорили. Ванька не поднимал глаз от тарелки, то и дело шмыгал носом.

К вечеру он совсем раскис, заблестели глаза, зарумянились щеки. Встре­воженный дед сходил за градусником, но температура оказалась нормальная, просто наплакался Ванька, от переживаний разгорячился. Но дед уложил его в постель, напоил чаем с малиновым вареньем, жарко натопил печку, все поле­нья до последнего ушли.

— Деда, ты не переживай, — бормотал Ванька, засыпая, — я снеговика послал. с письмом к Деду Морозу. Найдется ключ!