Она не сказала «я люблю тебя». Ей не нужно, чтобы Хойт ответил то же самое лишь оттого, что посчитает это своим долгом, или оттого, что он понял — она ждет этих слов. Будет лучше и безопаснее, если Хойт первым произнесет эти слова.
Хойт отнес ее на руках в спальню, поставил на ноги перед кроватью и зажег лампу. Он окинул ее медленным взглядом.
— Я говорил тебе, какая ты красивая в этом платье?
Эдит покраснела.
— А я говорила тебе, какой ты красивый в смокинге? Тебе идет черный цвет.
Хойт улыбнулся.
— Мы оба немножко нервничаем, да?
— Да.
— А теперь не поможешь ли мне освободиться от этого наряда? — шутливо спросил Хойт.
Она послушно приблизилась к нему. Смокинг она сняла легко, и Хойт небрежно бросил его на кресло.
— А галстук? Ему место в мусорной корзине.
Эдит отстегнула галстук-бабочку и, отбросив вслед за смокингом на кресло, начала расстегивать рубашку. Грудь у Хойта была горячей, покрытой темными волосами. Тогда, в кабинете врача, она старалась не смотреть на Хойта, но его вид без рубашки отпечатался у нее в мозгу. Эдит добралась до широкого пояса, но не сразу отстегнула, ища застежку.
— Теперь моя очередь, — хрипло произнес Хойт.
Эдит повернулась к нему спиной. Пуговиц было ровно двадцать. Эдит в уме считала каждую расстегнутую пуговицу, а приятное покалывание сопровождало прикосновение рук Хойта. Закончив, он положил широкие, теплые ладони на ее обнаженную кожу, и платье соскользнуло с плеч. Эдит подхватила лиф, чтобы платье не упало с груди. Хойт обнял ее и накрыл ее руки своими. Его теплое дыхание щекотало ей шею, а губы нежно касались мягкой кожи, прижимаясь все крепче.
Хойт убрал руки, и лиф упал вниз, а затем платье, шелестя, оказалось на полу у ее ног. Эдит ждала еще поцелуев, а он, сжав ее в объятиях, произнес:
— Я боялся, что действую слишком стремительно. Я — счастливчик, раз ты мне это позволила. — Он поцеловал ее в мочку уха, и у нее подогнулись колени. — Теперь, когда я тебя заполучил, могу и подождать, хотя мне очень хочется близости сегодня ночью. Но тебе решать, когда это произойдет. Не обещаю, что у меня хватит сил остановиться вовремя, но если хочешь, чтобы сегодня мы просто поспали рядом, то я совладаю с собой.
Какой он чуткий, этот громогласный, настойчивый мужчина! Секунду Эдит молчала, пытаясь справиться с волнением.
— Пусть все произойдет естественным образом, — вымолвила она.
— Значит, ты разделишь мою постель?
— Да.
Хойт поцеловал ее в щеку.
— Я докажу, какой я щедрый муж. Пользуйся душем рядом со спальней, а я пойду в другой. А потом мне будет интересно посмотреть, что ты наденешь на ночь. Надеюсь, рубашка окажется не слишком тонкой или… короткой.
Эдит улыбнулась. Он шутил, но было очевидно, что шутка далась ему с трудом.
— Можешь в этом не сомневаться, — ответила она.
Хойт повернул Эдит к себе и, нагнувшись, припал к ее губам жарким поцелуем. У нее закружилась голова. Он быстро отнял губы от ее рта и отрывисто произнес:
— Пока что достаточно.
Он провел ладонью по ее рукам и сжал пальцы. Взгляд темных глаз заскользил по длинной комбинации, подол которой доходил до белых туфель-лодочек. Он не мог ничего увидеть сквозь ткань — только очертание фигуры, — но своим взглядом словно проложил горячую дорожку на ее теле. Эдит это почему-то не смутило.
— Пожалуйста, засунь эту рубашку подальше в ящик и больше никогда не доставай. А твои ноги я, кажется, видел раза четыре.
Он развернулся и вышел в коридор.
Эдит отнесла свадебное платье и смокинг Хойта в гардеробную, потом вытащила из туалета необходимые вещи, положенные туда накануне. Взяв с кресла галстук-бабочку Хойта, она спрятала его в дальний угол ящика со своим бельем и заторопилась в душ. Там Эдит постаралась не задерживаться, так как боялась, что Хойт вернется в спальню до того, как она уляжется. Ей будет неудобно, если придется прошествовать перед ним в ночной рубашке, хотя, возможно, Хойта это не смутит. Может, лучше, если — на первых порах, во всяком случае, — она будет уже лежать в кровати, когда он войдет?
После замечаний Хойта насчет длинной комбинации Эдит надеялась, что его не разочаруют атласная ночная рубашка и халат, которые тоже были длинные. Раздумывая, как ей поступить, Эдит услыхала, как в коридоре хлопнула дверь, и стала дергать за пояс халата, все еще сомневаясь, ложиться в постель до появления Хойта или нет. И тут Хойт вошел в комнату. Краска залила ей лицо, когда она его увидела.
На нем были только темно-синие пижамные брюки, и ее взгляд остановился у него на боку. Она отметила, что рана почти зажила. Хойт застыл в двух шагах от нее, и Эдит охватило сильное возбуждение. Смотреть на это олицетворение мужественности становилось просто опасно. Лицо его было неподвижно, но темные глаза так ярко горели, что могли прожечь насквозь, если бы она стояла ближе.
— Эдит! Черт возьми, как же ты хороша! — выдохнул он, не сводя с нее глаз.
Ей казалось, что она осязает его взгляд на своем теле. Он ничего не сказал о том, что на ней длинный халат и что он по-прежнему не может видеть ее ног, но его восхищение было очевидно.
— Я выбрал самую лучшую девушку. — Хойт покачал головой, словно не верил своим глазам.
