Ключ к счастью - [26]

— Разве Робин ничего не говорил вам? — удивилась она. — А вы знаете этого человека?

— По существу, нет. Слышал, он из окружения французского посланника де Ноэля. Даже его друг.

— По разговору он не похож на француза.

— Это ничего не значит, милая.

Лорд Хью закончил на этом беседу и подумал, что близкое знакомство и дружба с дипломатами чаще всего означают то или иное участие в подковерной игре, которую они ведут по велению своих правителей. И если так, то он, Хью Кендал, не желает, чтобы обе его падчерицы продолжали знакомство с подобным человеком. Потому что быть соглядатаем, шпионом — так считал лорд Хью — дело малодостойное.

Печально, продолжал он размышлять, и то, что его сын Робин уже окунулся в эту грязь. Ну, не грязь, так, во всяком случае, слякоть, хлябь… Лорд Хью имел в виду вовлечение Робина в замыслы герцога Нортумберленда. Герцог — опасный тип, полностью подчинивший себе юного и больного короля, который стал его марионеткой… Да, когда так много власти попадает в руки одного человека, то, как правило, это ничего хорошего не сулит для бедной старой Англии.

Однако лорд Хью не будет вмешиваться в дела сына и указывать, кому тот должен служить. Робин — взрослый муж чина и сам делает свой выбор. Но обязанность отца — наблюдать за развитием событий и, если потребуется, вовремя прийти на помощь. Нельзя забывать и то, что принцесса Мария — законна:; наследница престола. Правда, до сей поры никто этого не отрицал и не бросал ей открытого вызова, но лорд Хью чуял: герцоги Нортумберленд и Суффолк что‑то замыслили, у пик что‑то припрятано за душой. И действуют они через всецело подчиненного им тяжелобольного мальчика‑короля. Если в их планах заговор, измена, то Робин, идущий с ними по одной тропе, может оказаться в той же связке — предателей. И значит, его отец должен все‑таки что‑то делать, что‑то решать, не стоять в стороне…

Поэтому нелишним будет побольше узнать про этого шевалье, который волею судеб оказался связан с Пен. Да, подумал лорд Хью со вздохом, обязанности отца семейства велики и многообразны, и он отнюдь не отказывается от них. Он обожает всех своих четверых детей, и собственных, и приемных, и не делает между ними никакого различия.

— Ну, как идет охота, Оуэн? — спросил Антуан де Ноэль. — Собаки взяли след?

Он оправил камзол и, глядя в настольное зеркало, прикрепил брошь с драгоценным камнем к кружевному воротнику.

Оуэн стоял в стороне от освещенного стола, в полутьме большой комнаты, за окном серел свет ненастного дня. В одной руке он держал перчатки, другая лежала на эфесе шпаги. Форма вопроса показалась ему немного вульгарной, он пожал плечами и сухо ответил:

— Начало обещающее. Обстоятельства складываются в мою пользу.

Ноэль повернул голову от зеркала.

— В самом деле? Расскажите.

Оуэн усмехнулся:

— Оставьте мне мои дела, Антуан, а я вам оставлю ваши. Так мы дольше сохраним хорошие отношения.

Посланник недовольно хмыкнул:

— По крайней мере скажите, могу ли я считать, что на этом направлении мы добьемся каких‑то успехов?

Оуэн ответил не сразу. Он взглянул в окно, где голая ветка с раздражающей настойчивостью пыталась оцарапать оконную раму. Не меньше его раздражали вопросы посланника. Что тот пытается узнать? Уложил ли Оуэн к себе в постель эту женщину или еще нет? И когда собирается?

К собственному удивлению, он понял вдруг, что сам потерял к этому всякий интерес. Вернее, поправил он себя, ему совершенно не хочется пускаться ради этого на какие‑то авантюры… И опять неточно: он не желает, чтобы целью этого было что‑то, кроме естественной — наслаждения. Планы и намерения французского правительства не должны иметь к этому никакого отношения. Но у него было задание, которое он обязан выполнить. И он выполнит его, черт возьми, но только другими средствами. Они у него всегда имеются в запасе.

— Полагаю, — медленно заговорил он, чувствуя, что молчание непозволительно затянулось и посланник смотрит на него с раздраженным недоумением, — полагаю, вы можете на меня положиться.

Ноэль с некоторым облегчением вздохнул и с завидным упорством повторил свои предыдущие вопросы, но в несколько иной форме:

— А какова она, эта дама? Не обманула ваши ожидания? Натягивая перчатки, Оуэн не без ехидности ответил:

— Если помните, вы сами обрисовали ее как достаточно интересную, но сдержанную и трудно поддающуюся описанию. Что я могу добавить к этому точному определению?

С этими словами он приветственно поднял руку и удалился неслышными шагами.

Оуэн вышел из дома посланника, Седрик шел за ним. Серые тучи, нависшие над городом, разразились снегом, который тут же превращался в грязное месиво. На открытых местах, под ледяным ветром, грязь начинала подмерзать.

Он поднял воротник плаща.

— Проклятый климат, — пробормотал он.

Порой ему хотелось полностью согласиться с господином посланником, который пользовался любым случаем, чтобы сказать про Англию — «мерзкий остров».

В его родном Уэльсе, насколько он помнил, склоны холмов в любое время года оставались зелеными — такими приятными для глаза и души. Уже три года как он не был на родине матери. Три года — с тех пор, как отвез к ней Эндрю и Люси.