Ключ-город - [100]
ЭПИЛОГ
Двадцать четвертого октября засевшие в Кремле поляки сдались на милость русских.
Еще задолго до света земское ополчение стало ратным строем у всех кремлевских ворот. Князь Пожарский строго-настрого наказал воеводам смотреть, чтобы казаки или свои ратные люди не вздумали чинить пленным обиды.
Медленно занималось утро. В тумане мутно чернели кремлевские башни, зубцы стен и против еще запертых ворот — полки ратных людей с развернутыми хоругвями. Солнце проглянуло сквозь туман, свежее и багровое. Но стены и башни по-прежнему казались вымершими. Воеводы, одетые по-ратному в железных шишаках и в цветных епанчах поверх панцирей, съезжались перед воротами, поглядывали на безмолвные, зияющие пустыми бойницами башни, переговаривались:
— Ай, может, передумали ляхи!
— Чего думать! Перебежчик еще третьего дня князю говорил, что жолнеры давно между собой положили сдаться по-доброму, да пан Струсь да бояре против того стояли. А сейчас и пану Струсю и боярам-изменникам храбриться не с чего. Вымолвить страшно, человечину с голода жрут.
Солнце прорвалось между клочьев тумана, засияло на сразу поголубевшем небе, сверкнуло на кремлевских крестах, оружии и доспехах ратных людей. Ратные приободрились, поглаживали отсыревшие усы:
— Солнышко!
— Добрый знак!
Михайло Лисица стоял среди ратных людей у Троицких ворот в переднем ряду. После того, как ушел он из Смоленска с несколькими уцелевшими посадскими мужиками и ратными людьми, пристал к старому знакомцу Беляю, громившему со своими мужиками ляхов. Бил Михайло с шишами и пана Вонсовича, и пана Мацкевича, и самого пана Струся. Когда услышали шиши о новом земском ополчении, ушли к Пожарскому.
Стоял Михайло теперь, смотрел на сияющие главы кремлевских церквей, на зубцы старой твердыни, вспоминал такие же главы, зубцы и башни Смоленска. Подумал: «Сели ляхи в Смоленск, да не надолго им там усидеть». Вспомнил и слова мастера Коня: «Руси под Литвою до века не быть». Вздохнул. «Встань, Федор Савельич, встань, мастер, погляди, как русские люди с Литвою великий свой спор кончают».
Ворота со скрипом отворились. Вышли думные бояре, сидевшие с поляками в осаде. Впереди всех Мстиславский. На боярине простая лисья шуба до пят, на голове старая, потертая, как у захудалого мужика, лисья же шапка. Видно было, что убогим одеянием хочет боярин разжалобить русских людей. Шел, опустив низко бороду и едва передвигая ноги. За Мстиславским еще бояре, дворяне и купцы из предавшихся раньше полякам.
Ратные задвигались, зашумели:
— Изменники!
— Королевы холопы!
— Секи изменников!
На середину, между рядами ратных, вынесся на вороном коне боярин, махнул шестопером:
— Пошто, ратные люди, кричите? Или не ведомо вам, что князь воевода с Козьмой Мининым слово дали полонянникам, какие б ни были — свои ли русские или литва, зла не чинить.
Ратные притихли, только в той стороне, где стояли казаки, крики не смолкали долго:
— Посечь изменников!
— И животы их взять!
За боярами и купцами стали выходить поляки. Сначала из ворот вышел пан Струсь. Прославленные в Речи Посполитой холеные усы вояки висели грустно. Волчьи глаза ушли глубоко в глазницы. За Струсем по четыре в ряд вышли шляхтичи его полка. Куда у спесивых ляхов подевалась и отвага! Лица бледные, шли вперевалку, трусливо шаря по сторонам глазами. Оделись тоже победнее, хоть кое у кого и было припрятано под одеждой награбленное в Кремле золото и жемчуг. За шляхтичами повалили толпой паны, гайдуки, жолнеры.
Михайло стоял, опираясь на бердыш. Смотрел он на толпы выходивших из ворот поляков, на бесконечные ряды ратных людей, терявшихся где-то за Китай-городом.
В рядах стояли бородатые, бывшие в сечах и в Ливонии и в Литве, не раз рубившиеся с татарами ратники, и парни-голоусы по осьмнадцатому году, впервые ставшие под ратную хоругвь, дети боярские, мужики, и посадские люди, — все свои, русские.
От вида множества ратных людей у Михайлы перехватило дыхание.
Он толкнул локтем стоявшего рядом Беляя:
— Не зря смоляне против Литвы до смерти стояли. Пока бились с панами, поднялась Русь от мала до велика. И не то Литве с Русью тягаться, нет в свете ни короля, ни царя-государя, чтобы теперь против Руси устоял.
«Мир приключений» (журнал) — российский и советский иллюстрированный журнал (сборник) повестей и рассказов, который выпускал в 1910–1918 и 1922–1930 издатель П. П. Сойкин (первоначально — как приложение к журналу «Природа и люди»). С 1912 по 1926 годы (включительно) в журнале нумеровались не страницы, а столбцы — по два на страницу (даже если фактически на странице всего один столбец, как в данном номере на страницах 1–2 и 101–102). Журнал издавался в годы грандиозной перестройки правил русского языка.
Практически неизвестные современному читателю романы Владимира Аристова «Скоморохи» и «Ключ-город» описывают события, происходившие в XV — начале XVI веков. Уже в прошлом Куликово поле, но еще обескровливают русские земли татарские набеги и княжеская междуусобица. Мучительно тяжело и долго складывается русское государство.Смутное время. Предательство бояр, любовь к Родине и героизм простолюдинов. Двадцать месяцев не могло взять польско-литовское войско построенную зодчим Федором Коневым смоленскую крепость…Художник А.
Действие исторического романа итальянской писательницы разворачивается во второй половине XV века. В центре книги образ герцога Миланского, одного из последних правителей выдающейся династии Сфорца. Рассказывая историю стремительного восхождения и столь же стремительного падения герцога Лудовико, писательница придерживается строгой историчности в изложении событий и в то же время облекает свое повествование в занимательно-беллетристическую форму.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В основу романов Владимира Ларионовича Якимова положен исторический материал, мало известный широкой публике. Роман «За рубежом и на Москве», публикуемый в данном томе, повествует об установлении царём Алексеем Михайловичем связей с зарубежными странами. С середины XVII века при дворе Тишайшего всё сильнее и смелее проявляется тяга к европейской культуре. Понимая необходимость выхода России из духовной изоляции, государь и его ближайшие сподвижники организуют ряд посольских экспедиций в страны Европы, прививают новшества на российской почве.
Владимир Войнович начал свою литературную деятельность как поэт. В содружестве с разными композиторами он написал много песен. Среди них — широко известные «Комсомольцы двадцатого года» и «Я верю, друзья…», ставшая гимном советских космонавтов. В 1961 году писатель опубликовал первую повесть — «Мы здесь живем». Затем вышли повести «Хочу быть честным» и «Два товарища». Пьесы, написанные по этим повестям, поставлены многими театрами страны. «Степень доверия» — первая историческая повесть Войновича.
«Преследовать безостановочно одну и ту же цель – в этом тайна успеха. А что такое успех? Мне кажется, он не в аплодисментах толпы, а скорее в том удовлетворении, которое получаешь от приближения к совершенству. Когда-то я думала, что успех – это счастье. Я ошибалась. Счастье – мотылек, который чарует на миг и улетает». Невероятная история величайшей балерины Анны Павловой в новом романе от автора бестселлеров «Княгиня Ольга» и «Последняя любовь Екатерины Великой»! С тех самых пор, как маленькая Анна затаив дыхание впервые смотрела «Спящую красавицу», увлечение театром стало для будущей величайшей балерины смыслом жизни, началом восхождения на вершину мировой славы.
Генезис «интеллигентской» русофобии Б. Садовской попытался раскрыть в обращенной к эпохе императора Николая I повести «Кровавая звезда», масштабной по содержанию и поставленным вопросам. Повесть эту можно воспринимать в качестве своеобразного пролога к «Шестому часу»; впрочем, она, может быть, и написана как раз с этой целью. Кровавая звезда здесь — «темно-красный пятиугольник» (который после 1917 года большевики сделают своей государственной эмблемой), символ масонских кругов, по сути своей — такова концепция автора — антирусских, антиправославных, антимонархических. В «Кровавой звезде» рассказывается, как идеологам русофобии (иностранцам! — такой акцент важен для автора) удалось вовлечь в свои сети цесаревича Александра, будущего императора-освободителя Александра II.