Ключ для пешки - [51]

Литвинов три дня провалялся в постели. Ему до чертиков надоело лежать на животе, а повернуться даже на бок было больно.

Наташа не разговаривала с мужем. Спать уходила в комнату для гостей. Олег ходил мрачнее тучи. Он каждый день пытался поговорить с женой, но Наташа ничего не хотела слушать. Произошедшее виделось ей чем-то из ряда вон выходящим, чудовищным, ужасным, и простить супруга она не могла. Олег все дольше засиживался в столовой и пил виски.

Очередным вечером Наташа вошла в комнату и… остановилась на пороге, широко раскрыв глаза. Вся комната была заставлена вазами с пышными букетами роз. Белые, розовые, алые… невозможно много, штук сто пятьдесят. В воздухе разливалось чарующее благоухание. Посреди комнаты стоял Олег. Он медленно подошел к супруге и тихо сказал:

— Я не уйду, пока ты не простишь. Я тебе клянусь, никогда больше пальцем его не трону.

Наташа невольно улыбнулась, но тут же попыталась скрыть улыбку:

— Я не прошу тебя его любить. Но можно же просто относиться по-человечески.

— Я боюсь этого возраста, Наташ. Ты ведь знаешь Рому. Его сыну было пятнадцать, когда он умер от передозировки. И после того случая, помнишь, я не могу Федьке доверять полностью. — Олег взял Наташу за руку, супруги сели на диван. — А тогда я спросонья подумал сначала — воры залезли. Потом когда увидел, что это он… Еще и ключ этот… У Ромы ведь также начиналось. У него сын красть начал, вещи из дома стали пропадать. Он до последнего не верил. Все пытался сына оправдать в своих глазах.

— Неужели ты не видишь, что Федя не такой?

— Ты мать и воспринимаешь его по-другому. Ты все видишь сквозь розовые очки.

— Нет. Нет, Олег, ты не прав.

— Я очень надеюсь, что не прав, — Олег перевел дыхание. — Но в данной ситуации, я считаю, просто необходимо было поговорить с ним по-мужски.

— Это ты называешь «по-мужски»?! — вспыхнула Наташа.

— То есть ты считаешь эту ситуацию нормальной?

— Я не считаю ситуацию нормальной. Но тебе не приходило в голову, что для него этот предмет мог быть очень важен? И он просто не видел другой возможности его вернуть? А ты сам считаешь нормальным то, как ты с ним поступил? И вообще, знай: мне ты сделал также больно, как и ему.

— Ну Наташенька… — Олег, понимая, что так разговор снова зайдет в тупик, ласково заглянул жене в глаза, — ну прости… Хочешь, я для тебя с лестницы упаду? Мне тогда тоже будет больно.

Наташа не выдержала и рассмеялась: Олег сейчас был похож на огромного льва, который подлизывается к хозяйке, как котенок.

— Мне еще только этого не хватало, — уже миролюбиво сказала она.

— И вообще… Я вроде ничего у него не отломил, повреждения поверхностные…

— Давай без черного юмора, — прервала мужа Наташа.

— Ладно. Давай серьезно. На самом деле, что ты делаешь из него девчонку? Эта твоя «музыкальная школа» непонятно в кого его превращает. Что за занятие для парня? И волосы ему обстричь надо.

— Олег…

— Что «Олег»? Машинкой подстричь, один сантиметр оставить — и прекрасная стрижка! Хоть на парня будет похож.

— Перестань, — Наташа улыбнулась. — Зачем ты равняешь его под себя? Он совершенно другой. Давай позволим ему просто быть собой.

— Ради тебя я готов даже на это.

Не успела Наташа ответить, как Олег ее обнял, нежно и страстно поцеловал. Примирение свершилось.

После вынужденного перерыва Федя вернулся в школу. Шрамы на лице, хоть и стали уже не такими красными и воспаленными, все равно были слишком заметны. Как Федя и предполагал, Бочков при первой же встрече обрадованно его оглядел:

— Что, Литвинов, опять за наркотики взялся? Я смотрю, папочка старинные воспитательные меры принимает? Подожди, дай догадаюсь. Розги? Плетка? Ах да! Как же я сразу не сообразил! Проверенное советское средство от плохого поведения: ремень!

Рядом с Бочковым стояла Рашевская… В висках застучало, в глазах помутнело от ярости… Удар был бы очень сильным, если б не одно обстоятельство: стоявшие сзади Поносов и Кравченко (еще один кадр из свиты Костика) крепко схватили Федю за руки. Литвинов дернулся изо всех сил и чуть не закричал от боли: шрамы на плечах еще не зажили до конца. Этот факт не ускользнул от внимательно-насмешливого взгляда Бочкова.

— Да, хорошо твой папочка постарался. Молодец! Передай ему мою личную благодарность.

— Костя, прекрати! — возмущенно прервала его Рашевская.

Бочков повернулся к девушке и понял, что сделал глупость. Его действий она явно не одобряла. Быстро сориентировавшись, Костик небрежно кинул своим приятелям:

— Ладно, свободен.

Те тут же отпустили Федю, беспрекословно повинуясь приказу хозяина. Литвинов задыхался от ярости. Ирина, понимая, что сейчас произойдет, мягко положила руку ему на плечо:

— Федя, не надо. Пожалуйста.

Литвинов, тяжело дыша, опустил глаза. Он не мог на нее смотреть. Было слишком стыдно.

— Ирин, пойдем, — Бочков взял девушку за руку, и они смешались с толпой в коридоре.

Федя отошел к окну, облокотился на подоконник, глядя сквозь натертое до блеска стекло. За окном шел проливной дождь. Грязь, слякоть, остатки желтых намокших листьев на деревьях… Тонкие капли нервно скатывались вниз по стеклу. Стекло по стеклу… Юноша усмехнулся невольно всплывшей игре слов. Если бы можно было вылить куда-то, подобно тому как дождь проливается из тучи, уже корнями вросшие в сердце обиду и боль… Он ведь знал, что именно так все и будет. Как же он ненавидит Олега! Он никогда ему этого не простит. Ни-ког-да.