Ариас и Дэмиаль сидели на вершине скалы. Перед ними расстилался прекраснейший горный пейзаж. Вдалеке поблескивали на солнце изумрудные волны моря.
— И все-таки Земля очень красива… — задумчиво произнес Дэмиаль.
— Ты чувствуешь красоту? — насмешливо поддел его Ариас. — Ты же темный.
— Я чувствую то же, что и ты, — тихо и спокойно ответил Дэмиаль, — просто думаю по-другому и принимаю другие решения.
— Иногда мне кажется, тебе самое место на светлом факультете.
— У меня другие составляющие, — по красивому лицу темного ангела скользнула лукавая усмешка.
— О! Смотри! — Ариас указал вниз.
На гору взбиралась небольшая горстка альпинистов. Ангелы расхохотались.
— Сколько же усилий… — Дэмиаль кинул презрительный взгляд на людей, — чтобы просто залезть повыше. И ощутить свою значимость.
— Нам это уже не понять, — в выражении лица Ариаса что-то неуловимо изменилось, взгляд стал задумчивым и серьезным. — Для них это важно.
— Для них важно все, но только не главное.
— И снова ты говоришь, как светлый.
— Я просто подтверждаю истину: тьма заложена в самой сути.
— Бред называть истиной самое большое заблуждение.
— Я не буду с тобой спорить. Давай в море?
— Давай.
Ангелы взмыли в воздух, с немыслимой скоростью пронеслись над горами и полетели над спокойной, прозрачной морской гладью, наслаждаясь движением и свободой.
Федя стоял посреди огромного круглого зала с темно-синими сводами, поблескивающими призрачным мягким светом. Ощутил под босыми ногами холодный, невероятно гладкий пол. Тишина. Ни шороха, ни звука. Осмотрелся вокруг. Никого. Почему-то стало страшно. В зале явно ощущалось чье-то незримое присутствие. Легкое дыхание едва коснулось правого уха… Юноша вскрикнул, побежал со всех ног, но вскоре понял, что никуда не движется. Он словно бежал по беговой дорожке, так и оставаясь в самом центре зала. В панике, резко обернулся назад и замер: недалеко от него появились две двери. Справа — белая, искрящаяся голубовато-золотыми лучами, слева — черная. Вот он, выход! Сейчас Федя точно знал: выход — белая дверь. Такой теплый, ласковый свет, излучающий покой, безмятежную радость и счастье… Юноша решительно направился к светящейся двери, но тут очертания зала размылись, закружились грязно-серыми хлопьями, превращающимися в бесконечную паутину. Воздух потемнел, будто в нем гигантской кистью размешали мрак. Чьи-то ледяные пальцы вцепились в плечи, в ноги, в шею… Неподдающийся контролю, безграничный ужас завладел всем существом подростка. Отчаянно отбиваясь от невидимых противников, Федя закричал, но… в его горле словно выключили звук. Вокруг безмолвно материализовались безликие плотные тени, с расплывчатыми, постоянно меняющимися телами, опрокинули его навзничь, поволокли к черной двери.
…вырваться…
…освободиться…
…тело не слушается, оно почему-то стало тяжелым, как камень, точно не своим…
…как парализованный, не пошевелить ни рукой, ни ногой…
Надо позвать на помощь, но… он не может крикнуть!!! Связки, кажется, сейчас порвутся от напряжения. Крик снова останавливается в горле. Душно…
Черная дверь уже совсем близко. Медленно открывается… Из кромешной темноты доносятся низкие утробные звуки… Тело сковывает леденящий потусторонний холод… Невыносимо гадкий смех… везде… со всех сторон… Этот смех, как сверло, проникает в мозг, истеричные повизгивания рвут слух на части… Федя сопротивляется изо всех сил, но его подтаскивают еще ближе…
Крик… наконец… вырывается из груди!!!
Проснулся.
Весь в холодном поту, чуть отдышавшись, Федя быстро протянул руку к столику, включил ночник, что-то зацепил. Это что-то скатилось и громко треснулось об пол. Увидев на потолке большое светящееся пятно, юноша вскрикнул, но тут же фокус в глазах настроился: это была дата, высвечиваемая проекционным будильником, который он уронил, — 05.03.2007. Федя свесился с кровати, поднял его, проверил, нажав несколько кнопок: вроде не сломался. Времени два часа ночи… Подросток поставил будильник на место, инстинктивно провел по шее рукой: горло будто скотчем обклеили.
— Приснится же гадость такая… — прошептал сам себе.
Федя откинулся на подушку. Страшно закрыть глаза. Раньше ему никогда не снились кошмары, а этот сон повторился уже в третий раз. Странно.
Подросток встал, включил свет. На обратном пути к кровати, проходя мимо зеркала, вдруг заметил у себя на шее большой кровоподтек. Сильно вздрогнул, остановился, всмотрелся в отражение… Облегченно выдохнул: видимо, показалось. На всякий случай, внимательно себя оглядел: сон был каким-то уж чересчур реальным.
Невысокий, хорошо сложенный, с тонкими, немного неправильными чертами лица, в свои почти пятнадцать, Федя Литвинов смотрелся пусть не круто, но вполне презентабельно. Однако сейчас ему так не казалось: отражение выглядело довольно жалко. Темно-синяя пижама помята так, будто ее долго прокручивали в мясорубке. А ведь горничная вечером положила чистую, свежевыглаженную, без единой складочки. В черных, как уголь, глазах, обычно блестящих и живых, а теперь со следами конкретного недосыпа, застыл испуг. Сильно вьющиеся кольцами белокурые волосы, длиной чуть выше плеч, спутаны и взъерошены. Отдельные влажные пряди прилипли ко лбу. Почему-то сейчас на бледном лице особенно ярко вырисовывался контраст светлых кудрей с черными глазами, на который при первом знакомстве с Федей все неизменно обращали внимание. Это редкое, но красивое сочетание всегда придавало его облику некую особую одухотворенность.
