Клык на холодец - [65]

Им не хватило совсем чуть-чуть, может, полминуты. Но «чуть- чуть», как известно, не считается.

Первыми на поле боя появились сразу три «чукабры»; за ними валила, гомоня, толпа с двустволками и кольями. «Партизаны» торопливо заклацали затворами, готовясь принять неравный бой, и тут на правом фланге позиции возник вражий засадный полк в виде кучки вооружённых чем попало фермеров. Командовал ими бритоголовый, тип в кожаной безрукавке, обильно украшенный наколками – свастиками и языческими коловратами. Чекист, разглядев их, сразу произвёл владельца в «гестаповцы», а заодно заподозрил в нём осквернителя давешней церквушки.

Татуированный вандал воодушевлял своё воинство, полосуя поверх голов неприятеля очередями из «ксюхи» с бубном от РПК вместо рожка. А в промежутках – выкрикивал призывы сдаваться – глумливо, с деланным немецким акцентом, подражая оккупантам из старых фильмов про войну.

Дело оборачивалось скверно – противопоставить такой огневой мощи «партизанам» было решительно нечего. Окончательно они сникли, когда с другого фланга зашла ещё одна группа, полдюжины «ополченцев», прячущихся за спинами инфернальных созданий, натуральных зомби, словно сошедших с экранов ужастиков. При виде их Чекист невольно перекрестился, Мессер помянул грязные интимные привычки Кубика-Рубика, втравившего отряд в «конкретный блудняк». Хорёк тонко взвыл и обмочил штаны, Мехвод же, осознав, что это есть их последний и решительный, встал в полный рост и, окатив супостатов грохочущими матами, перехватил разряженную винтовку за цевьё. В плен он не собирался.

К сожалению – пришлось. Свирепо обивающегося бойца и Чекиста, расстрелявшего по неприятелю полный магазин своего «Маузера», попросту сбили с ног – оказалось, что ни пуля в упор, ни удар окованным железом прикладом не производят на «зомби» и «чукабр» ни малейшего впечатления. Мессер, визжа, крутился на месте, крестя перед собой узкой, как рыбка, выкидухой. И даже распорол предплечье одному из грачёвцев, когда чукабра – та, с торчащей под лопаткой финкой, – прыгнула ему на спину, свалила и прижала к земле, обдав в трупным смрадом из оскаленной, мертвенно-бледной, без единой кровинки, пасти.

На этом сражение и закончилось. Чернобожец (его участие стрельбой поверх голов) деловито распоряжался фермерами, вязавшими пленников. Чекист со стянутыми за спиной руками, бессильно наблюдал, как обыскивавший его грачёвец запихал за пазуху изъятый «Маузер» – но был уличён бритоголовым и жестоко избит. Трофей же, вместе с обшарпанной коробкой-кобурой, перекочевал к злодею на плечо, окончательно вогнав прежнего владельца в уныние.

– А я говорил, пацаны! – не унимался Мессер. – Я предупреждал, не надо было в церковь соваться…

– Глохни, гнида. – равнодушно посоветовал Мехвод и сплюнул густой, кровавой слюной. Физиономия его на глазах заплывала лиловыми кровоподтёками, щека разорвана, глаза – узкие щёлочки. Били Мехвода крепко: сначала зомби, об которых он сломал шейку приклада своей «светки», потом подоспевшие грачёвцы.

– Ну чё, отморозки, оклемались?

«Гестаповец» вразвалочку приблизился к пленникам. Автомат он закинул за спину, и теперь картинно поигрывал ножом – точной копией того, что лежал на престоле в осквернённом храме. Мессер при виде кривого, в тусклых разводах, лезвия, громко сглотнул и нервно облизал губы.

– Сами скажете, кто вас подписал на наезд? По-хорошему?

Подавленные «партизаны» угрюмо молчали, и только Хорёк безостановочно икал, распространяя едкий запах мочи и дикого, животного ужаса.

– Значит, придётся по-плохому. – недобро ухмыльнулся родновер и кивнул угрюмому мужичку с рукой в окровавленной тряпице. – В подвал их, Васильич, и чтоб самолично проследил! А я к Хозяину, за указивками. Ох, и не завидую я этим придуркам…

XXVI

– Записывай, Яша: «гражданин Вислогуз признаёт, что передал похищенные им образцы некромицелия, представляющие потенциальную опасность для жизни, неустановленному лицу в обмен на партию наркосодержащих препаратов…»

Егерь наслаждался казёнными оборотами, как библиотекарша Татьяна – давешним скрипичным концертом. Каждое слово падало на несчастного кладовщика той самой последней соломинкой, неумолимо пригибая его к полу.

– Действительно, Михась Вогнянович, как же так? Вы уж объяснитесь, будьте любезны…

В голосе Шапиро угадывались нотки сочувствия проштрафившемуся подчинённому. Но Егор не обманывался: пальцы завлаба, тискавшие перо, дрожали, и эта дрожь не сулила Вислогузу ничего хорошего.

– Так я ж, это… – уныло пробубнил он. – Откель мне було знать, шо вони таки небезпечны?

– Вы хоть отдаёте себе отчёт, как подставили всех – и меня и прочих сотрудников лаборатории? – Яков Израилевич медленно стервенел. – Это уже не внутреннее, университетское дело, вроде ваших шашней с золотолесцами!

Об этой истории завлабу истории поведал Егор – разумеется, с согласия напарника. Услыхав сбивчивые мольбы Вислогуза «Спасите!.. Вбьють… я усё, як на духу…» – он, не раздумывая, выложил всё завлабу, что знал о прежних грешках кладовщика. В том числе – и о сговоре с агентами Метромоста.

– Так уж и внутреннее… – усомнился егерь. – Люди-то погибли, верно? Ладно, сетуньцы, но как быть с тем студентом? Это ж готовая статья – соучастие в шантаже, приведшем к гибели человека.