Я думаю, книга «Клятвопреступник» удивит даже многих друзей Еремея Айпина. Им хорошо известно, что последние десять лет писатель посвятил роману «Ханты, или Звезда Утренней Зари». Этот роман много раз переписывался и с большим трудом пробивал себе дорогу в печать. Он обошел почти все «толстые» литературные журналы, но в «Москве» прочитали только несколько страниц («Это экология, несите в «Наш современник»), в «Знамени» вообще отпиской отделались, «Дружба народов» потребовала сократить рукопись на три четверти, оставить лишь пять печатных листов, а «Новый мир» хотел урезать наполовину и даже планировал «Хантов» на какие-то номера, но потом уволился горячо ратовавший за Айпина заведующий отделом прозы, а затем «Хантов» отодвинули на неопределенное время публикации романов Пастернака и Солженицына. Шесть лет пролежала рукопись и в издательстве «Молодая гвардия», прежде чем была сдана в производство. Куда больше повезло повести «Я слушаю Землю», которая создавалась в перерывах между заботами о романе. Она переиздавалась чуть ли не каждый год. Но чтобы у писателя еще что-то было в «запасниках», по своему художественному уровню не уступающее роману и повести, об этом никто не знал. Как я понимаю, Айпин не говорил о своих неопубликованных или крайне редко печатавшихся рассказах только потому, что на какое-то время забыл о них — вся энергия уходила на то, чтобы «пробить» в печать роман, это казалось самым главным делом. Теперь собранные вместе, они дают представление о том, как формировался писательский путь.
Начинал Айпин с охотничьих зарисовок. Это и понятно. Он вырос в охотничьей семье. Мальчишкой научился читать таёжные следы, выслеживать зверя, ставить капканы. Дед писателя, который считался лучшим медвежатником рода, передал внуку главную заповедь — всегда чувствовать на охоте свою меру: чтобы не оскудела тайга, не брать больше того, чем нужно для дома. Различные охотничьи истории стали основой первых рассказов Айпина.
Однако начало писательской биографии Айпина совпало с нефтяной эпопеей. В краю потомственных таежников геологи открыли богатейшие месторождения нефти и газа. На месте родовых угодьев появились буровые вышки. Над священным озером Самотлор взвилось пламя попутного газа. Зажглись огни новых поселков. Как остаться в стороне! Сотни молодых хантов и ненцев потянулись к буровым. Айпин не стал исключением. Окончив первый курс Литературного института, он вернулся в родные места и ступил на тропу нефтедобытчика.
Верховой из Айпина получился неплохой. Пошло у него дело и с дизелями. Со временем он мог бы вырасти в помощника бурового мастера. Но не захотел. Через несколько месяцев оставил Айпин буровую, и не потому, что кончились каникулы и надо было уезжать в институт. Нефтяные вышки разрушили ту гармонию, которую он с детства привык в тайге наблюдать. Машины перепахали оленьи ягельники, солярка залила рыбные реки, частые пожары уничтожили красивые, богатые зверем и ягодами леса. Правда, тогда соседство с нефтяниками Айпину еще не казалось трагическим. Ему, как и герою его давнего студенческого рассказа «В урмане» старому таежнику Коске, «не нравилась нефть, зато нравились люди».
Иллюзии стали исчезать, когда в домах охотников, которые испокон веков не знали замков, стали пропадать меховые вещи и пошла охота на оленьи рога. Приключенческие романы Купера просто померкли на фоне разбоя нефтяников. Как итог — несколько хантыйских охотничьих родов прекратили свое существование. Нефтяники спалили десятки стойбищ, споили сотни потомственных таежников, многие семьи хантов и ненцев оставили без личных оленей. Но рассказы Айпина об этом никто ни в семидесятые годы, ни в восьмидесятые печатать не захотел, у нас тогда нефтяникам только гимны пели.
Число хантов, которых всего насчитывалось чуть больше двадцати одной тысячи, стало неуклонно сокращаться. В советское время целый этнос оказался на грани исчезновения.
Размышляя о драматической судьбе своего народа, Айпин обратился к истории. Он хотел понять, всегда ли так было, почему в прошлом ханты мирно уживались с соседями и когда в жизнь его соотечественников пришла смута, только ли нефть во всем виновата.
Раньше писатель слышал, что в царское время ханты вымирали. Но странное дело оказалось: при царизме никто не покушался на традиционный уклад жизни северян и никто их не притеснял. Больше того, власть Белого царя создавала условия для сохранения малочисленных народов как этносов. Она позволяла развивать традиционные отрасли, не вмешивалась в быт, не нарушала многовековые обычаи. Дети не забывали материнский язык. До революции перед хантами не было угрозы исчезновения как этноса.
