Клятва огня - [70]

– А почему ты не сделаешь этого сама, если ты можешь спокойно перемещаться внутри корабля, куда тебе вздумается?

– Это никак невозможно. Мы генетически запрограммированы таким образом, чтобы не мочь даже попытаться нанести кораблю хоть малейший вред. И покончить с собой я тоже не могу. Этот психологический блок внедряется нам в мозг при рождении, и ни один из нас не способен его преодолеть. Нас осталось так мало, что нужно было тем или иным образом обезопасить нашу расу, вот почему ученые решили имплантировать в нашу психику эти внутренние запреты. Точно так же я не могу убить Горна, Бальда или Марнема. То же самое верно и в обратном смысле: ни один из них не может лишить меня жизни своими собственными руками. С другой стороны, они вполне могут приказать людям уничтожить меня.

– И вы все устроены таким образом?

– Нет, не совсем. Некоторые из наших командиров пользуются властью физического уничтожения любого из нас. Таких немного, и все же они существуют. К ним относится и Балтор, наш верховный военачальник. Ему достаточно указать на меня пальцем и приказать «Умри!», и я тут же упаду замертво. Теперь ты понимаешь, почему должен стать нашим палачом? Ты один способен уничтожить корабль. Как только такая возможность представится, я приведу тебя в нужное место, но у тебя будет право лишь на одну попытку… И нет никаких гарантий, что ты сможешь спастись после этого.

Глава 14

Дорана сказала правду: в течение ближайшей недели пожары стали следовать один за другим.

«Это все из-за морозов, – говорили люди. – Печи топятся день и ночь, а дома построены кое-как; достаточно одной искорки, чтобы дерево вспыхнуло и занялось».

И каждый раз, когда начинало полыхать очередное строение, как по волшебству рядом оказывались Горн, Бальд и Марнем. Этому никто особенно не удивлялся, так как они сами вызвались быть добровольными пожарными. Каждый день они спасали чьи-то жизни: то ребенка, то старика-паралитика… Их героическая слава достигла таких масштабов, что если бы Нат рискнул сказать хоть словечко против них, его бы тут же побили камнями.

– Вот истинный пример для молодого поколения! – разглагольствовал Неб Орн. – Решительные парни, которые не боятся смотреть в лицо опасности и готовы не покладая рук трудиться ради общего блага. Тебе стоило бы равняться на них, Нат.

Что ему было на это ответить?

Анаката же ночи напролет рыдала в подушку.

– Горн даже на меня не смотрит, – хныкала она. – У него на уме только другие женщины. Это все потому, что я недостаточно привлекательна… О! Я все поняла. Должно быть, он догадался, что я не слишком умелая любовница.

И она прятала заплаканное лицо в ладони, а ее понуро опущенные плечи вздрагивали в такт горестным всхлипам.

Иногда она стонала во сне, зажав руку между бедрами, вероятно, во власти какого-нибудь эротического сновидения, где главным героем был тот же Горн. Это было одновременно и трогательно, и смешно. Нату, которого кидало от жалости к отчаянию, все время хотелось встряхнуть ее, выбить из ее головы эти идиотские фантазии, но ничего не помогало. Анаката не желала его слушать, и если он позволял себе нелестные высказывания о Горне, кидалась на него как разъяренная кошка, выпустив когти и метя ему в глаза. Она уже дважды сильно расцарапала ему щеку, чуть-чуть промахнувшись мимо цели.

– Не смей плохо говорить о Горне! – шипела она, и ее лицо жутко искажалось от злобы. – Ты и в подметки ему не годишься! Он настолько же храбр, насколько ты трус, и настолько же красив, насколько ты уродлив. Тобой движут только ревность и зависть. Лучше бы тебе совсем уйти, ты мне больше не нужен. И как любовник ты тоже никуда не годишься! Так и знай, мне никогда не было с тобой по-настоящему хорошо, я всегда только притворялась!

Нат отступил, не зная, что сказать на это. Поистине, пришельцы обложили его своими кознями со всех сторон.

Впрочем, Анаката оказалась не единственной жертвой этой эпидемии страсти. Каждый день, несмотря на крепчающие морозы, кучка горожанок неизменно топталась поблизости от здания городского совета, чтобы хоть одним глазком увидеть точеный профиль Горна (или кого-нибудь из его друзей) в окнах ратуши, которую все трое сделали своим домом. Женщины проводили там часы напролет, стуча зубами от холода, с посиневшими лицами, ради одной только надежды, что их кумир распахнет наконец окно и пригласит одну из них войти. В самом деле, Горн завел обыкновение время от времени приглашать женщин «пообедать» в его обществе. По его словам, он желал как можно глубже вникнуть в проблемы и чаяния обитателей озерного края, а для этого ему нужно было непременно встречаться с горожанками и подолгу беседовать с ними.

– А почему только с женщинами? – угрюмо проворчал Нат, когда Анаката посвятила его в подробности этих «обедов». – Мужчины тоже много чего могли бы рассказать.

– А вот и нет, – решительно возразила его собеседница, – женщины все понимают гораздо тоньше, чем мужчины, это всем известно. Они лучше разбираются в жизни. Поэтому мне кажется вполне нормальным, что Горн предпочитает обращаться за советом именно к нам.

Нат провел некоторое время неподалеку от ратуши, наблюдая за дежурившими у входа поклонницами пришельцев. Девушки, выходившие из здания после «беседы» с Горном, всегда брели, пошатываясь, бледные и трясущиеся.