Клятва Гарпократа - [54]

И поглядывал одним глазом в чашку, другим — на Тергату.

Теперь, когда их было двое, стало очевидно, что они составляют расу. Вернее, своеобразную помесь всех рутенских кровей, помимо европейской, хотя оба казались светлыми блондинами. Вообще-то, как говорил некий обозреватель накануне Большого Слома, светловолосые люди остались в позорном меньшинстве. Да и не было у них никогда такой гибкой пластики движений, такой по-африкански удлиненной фигуры, тонкого, как у птицы, костяка — и удлиненных, странного разреза очей: веко слегка нависало над радужкой. Сама радужка была у Даниля светлой, в почти белой и в самом деле как серебро, а у Тергаты сапфирово-синей, по временам почти лиловой, как аметист или… Как мой заветный камень.

Поняв это, я схватился рукой за ладанку.

Внезапно, как озарение, пришла в голову одна легенда моих предыдущих хозяев — о том, что нельзя принимать пищу в царстве мертвых, иначе оттуда не возвратишься. Очевидно, эта гениальная мысль четко отразилась на моей умной физиономии, потому что все четверо моих сотрапезников дружно рассмеялись:

— Бьярни, не трусохвость, — сказал Даниль. — Тут земля не мертвых, а живых.

— Земля тех имен, которые Бог доверил Адаму, — тихо добавила Тергата. — Слов власти.

— А сами эти слова — все заточены у него в самоцвете, — отозвалась Моргиана. — Правда?

Даниль кивнул:

— Оттого-то все вещи так легко и послушно откликаются на зов. Держу пари, та лодка, что сыграла роль в Девятке и Десятке Мечей, всё еще плавает поблизости. Ее ведь не одним топором вытесали, а еще и словом.

— Это значит, что имена уже начали томиться в своей каменной скорлупе, — снова заговорила Моргиана. — Вы хотите их освободить?

Я немо и тупо переводил глаза с одной половины нашей компании на другую.

— Отчего ж нет, — сказал Даниль. — Освободить и овладеть всеми ими. Черт, надо же дьяволу хоть перед Страшным Судом порулить да покуражиться!

— Тем более такому, чей перегруженный ковчег подвис над горой Арарат, — усмехнулась Тергата. — Волк, ты что, всерьез нанялся детишек пугать? Вон Бьярни сидит ни жив ни мертв. Даже аппетит пропал.

— Я сыт по горло: и вашей едой, и вашими рассуждениями, — сказал я как мог приветливей. — Но если вы не падшие ангелы…

— Разумеется, мальчик. Таких вообще нет.

— Не атланты, но их властители… — добавил под сурдинку Моргэйн…

— То кто же вы такие?

Тергата обвела наши ряды смеющимся взглядом своих переливчатых глаз:

— Если я верну вам ваш вопрос назад, как вы ответите?

— Вспомним про Вертдом, пожалуй, — ответил я как мог искреннее. — Про Филиппа Родакова, который однажды с большой дури заделал книжку и впихнул туда все свои затаённые пожелания и любимые страхи. В общем, комплексы.

— Зачем же о творце — и так неуважительно! — всплеснул руками Даниль. — Так вот, похоже ответили бы и мы, только нам не случилось видеть нашего личного автора в лицо. Ибо всё происходит из книги и в книгу же возвращается.

— Кажется, мы снова к тому же приехали, — ответил ему наш мальчик. — Кольцо Власти… Тьфу! Александрит надо погрузить в земное пламя, чтобы вызволить коды, программы или что там еще, управляющее всем живым.

— Порождающие алгоритмы, — кивнула Тергата. — И именно внутрь Эребуса.

— Напоминает скорей «Терминатора», чем Толкиена. Как там дядю Шварци в расплав опускают… Веяние времени.

— Угадал, — ответил Даниль сухо и сжал рот буквально в струну. — Самое интересное — насилие в этих делах неприменимо. Никто тебе твой пальчик не отгрызет и с самым твоим заветным не разлучит.

Пока мы этак разговаривали, луна вызрела, точно дыня на небесной грядке из легких, пышных тучек, и в слегка захолодавшем воздухе закружились, замельтешили рои летучих мышей и кошек. я отчетливо видел каждую особь, когда они пересекали луну наискосок. Естественно, то, что мы сочли кошачьим горбом, было сложенными на спине крыльями. Но не такими же по форме, как у их мышиных приятелей или как у белок-летяг: тоже кожистыми, однако сделанными с куда большим размахом. Уж не знаю, парили они или действовали этими перепонками, как птица — настоящими крыльями, но пируэты у кис выходили знатные.

— Здесь бывает ночь дневная и ночь ночная, — сказал Даниль. — Также как месяца примерно через два получится чередование дневного и ночного дней, когда светило так и пялится на тебя круглые сутки, можно сказать, неотрывно. Мы с женой этого не любим и не хотели бы снова дождаться.

— А вам двоим требуется сон? — спросил Моргэйн.

— Когда как, малыш, когда как. Но если вы с сестрой хотите отойти от впечатлений, то весь пол величиной аж в десять татами к вашим услугам. А мы трое пока еще малость пообщаемся. Правда, Бьёрнстерн? Бывший живой клинок и побывавший а переделках боевой цеп — отличная пара.

— Бывший? — туповато спросил я.

— Из-за моей пресветлой супруги, — пояснил Даниль. — Десятка мечей по ее наущению в тебе убила в тебе это напрочь. Но ты не унывай, коллега: тебе и без того ничего смертоубойного в голову не приходило отродясь.

Он слегка подтасовывал карты: не приходило — это одно, а насчет сделать — совсем другое. Какой я тогда королевский защитник, если ни разу не пришлось пить кровь какой-нибудь сволочи!