Клятва Гарпократа - [42]

Юноша подходил к ним все ближе и ближе, будто его влекла неодолимая сила, а сестры невозмутимо смотрели на него: они не боялись его, а только удивлялись. Уенуку опустился на колени у кромки воды и сказал Деве-Туман:

— Меня зовут Уенуку. Скажи мне свое имя.

— Я дочь гор, Хине-пукоху-ранги.

Уенуку протянул к ней руки.

— Останься со мной, останься в мире света, — сказал он. — Я никогда не видел такой красивой женщины, как ты. Я сильный, я буду о тебе заботиться. Тебе понравится наш мир. — На небе холодно и пусто. А у нас летом тепло, потому что солнечные лучи заглядывают даже под деревья. И зимой у нас тоже тепло, потому что в наших очагах пылает огонь. В лесу поют птицы, смеются мужчины и женщины. Пойдем со мной!

— Откуда ты знаешь, как там — в небе? Может быть, куда лучше, чем здесь? Я буду постоянно скучать по нему, и ты будешь несчастлив со мной, — сказала девушка.

— Я всегда буду тебя любить, — только и мог сказать ей в ответ Уенуку.

— Ты не понимаешь. Я смогу быть с тобой только ночью, на рассвете я должна подниматься на небо: ведь я вся — легкий туман, что тает от жарких лучей.

— Я всё равно хочу тебя, — сказал Уенуку. — Пусть я днём буду один, я все равно хочу, чтобы ты жила со мной.

Дева-Туман улыбнулась.

— Хорошо, я приду к тебе, — сказала она.

В тот вечер Уенуку сидел один в своем доме, смотрел на огонь и вспоминал Деву-Туман. Пламя угасало, от него уже остались только синие язычки. В эту минуту Уенуку услышал негромкие голоса, потом дверь осторожно приоткрылась. Уенуку увидел Хине-пукоху-ранги и с радостью обнял ее. Ночь они провели вдвоем. Но утром Дева-Туман вновь поднялась на небо и встретилась сестрой. Они светились, как два облачка, и уплыли в вышину прежде, чем их настигли первые лучи солнца. Ночь за ночью Хине-пукоху-ранги приходила к Уенуку.

— Мне так хочется, чтобы мои соплеменники увидели, какая ты красивая, — сказал как-то Уенуку.

— Это не для них, — ответила Дева-Туман. — Есть вещи, о которых не рассказывают. Я ведь предупреждала тебя.

Уенуку боялся лишиться молодой жены и сначала хранил тайну, но с каждым месяцем все больше гордился своей небесной подругой и в конце концов не устоял перед искушением: он рассказал о ней друзьям и похвастался ее красотой. Новость скоро облетела всю деревню. Летние дни становились длиннее, и женщины не давали покоя Уенуку.

— Ты говоришь, что у тебя есть жена, — смеялись они. — Где же она, Уенуку, почему мы ее ни разу не видели? Может, ты прячешь дома не женщину, а бревно или охапку льна? Ты только говоришь, что она красивая, покажи ее нам, тогда мы тебе поверим.

— Я не могу ее показать, — защищался Уенуку. — Каждое утро, едва забрезжит рассвет, они с сестрой улетают к себе на небо.

— А ты заделай все щели в доме и скажи, что еще темно. Она останется, а когда совсем рассветет, мы откроем дверь и увидим, правду ты говоришь или нет.

Уенуку слушал их и думал, что и ему самому все трудней каждое утро снова разлучаться с женой. Он завесил окна циновками и заткнул мхом щели в стенах. При закрытой двери в доме было темно, как в безлунную ночь, когда все небо сплошь затянуто облаками.

Вечером Дева-Туман по обыкновению пришла к нему. Ночные часы пролетели незаметно, на востоке появились первые лучи света, и Хине-ваи окликнула сестру:

— Пора, пришло время расставаться с землей!

— Иду! — крикнула Дева-Туман, шаря в темноте в поисках плаща.

— Что случилось? — спросил Уенуку.

— Мне пора идти.

— Еще рано, — сказал Уенуку, притворяясь, что говорит в полусне. — Зачем ты понапрасну меня беспокоишь? Посмотри, еще совсем темно.

— Скоро утро. Сестра уже звала меня.

— Она ошиблась. Может быть, ее обманул свет луны или звезд. Еще совсем темно. Ложись и спи.

Хине-пукоху-ранги снова легла.

— Наверное, Хине-ваи ошиблась, — сказала она. — Как странно! Не знаю, что с ней случилось. Раньше такого не было.

Так повторялось не однажды, и Деве-Дождю в конце концов ничего не оставалось, как возвратиться без сестры. Она медленно поднималась на небо, ее голос звучал все глуше и, наконец, перестал долетать до Уенуку и его жены.

— Что-то случилось, я знаю, — сказала вдруг Дева-Туман, окончательно проснувшись. — Ты слышишь, в лесу поют птицы!

Они оба прислушались: до них доносились громкое пение маленьких друзей Тане и голоса людей, собравшихся на площадке перед домом. Хине-пукоху-ранги забыла о плаще и бросилась прочь из дома. Дверь распахнулась настежь. На мгновение Дева-Туман замерла, и люди, собравшиеся перед домом, тоже замерли, потому что ее наготу прикрывали только длинные черные волосы, и мужчинам никогда прежде не приходилось видеть такой стройной, такой красивой женщины. Сразу было видно, что она не человек, а высшее существо.

Уенуку вышел вслед за женой и с гордой улыбкой сел на пороге, радуясь завистливым взглядам, которые бросали на него со всех сторон. В ту же минуту Дева-Туман взобралась на крышу и вскарабкалась на конек. Люди закричали, но тут же смолкли.

— О Уенуку! — печально запела Хине-пукоху-ранги. — Ты показал меня своим соплеменникам, когда засияло солнце. Мы лежали у тебя в доме, и я не услышала зова Хине-ваи. О бедный Уенуку, ты опозорил меня!