Клудж. Книги. Люди. Путешествия - [113]
– Лев, ну вы все-таки… – Время, да? Уже? Заканчиваю!.. Смысл проекта – продемонстрировать, что правда непостоянна. Если хотите, меня интересует гуманитарная «окончательная теория» – ну знаете, как вот сейчас пытаются состыковать квантовую механику и теорию относительности… – Послушайте, но уши же вянут, это же какое-то мракобесие, издевательство над наукой, а! – Наука! Наука – репрессивная система, инструмент подавления правды. Вся наука, философия, религия работает не на поиски правды, а на ее подавление – и вытеснение. – Да какая еще наука! Нет абстрактной науки, есть люди, конкретные ученые, вы их, что ли, во вранье обвиняете? Да они вам за правду знаете что… – Конкретные ученые – может быть. Даже наверняка. Но и они – часть коллектива. А коллектив, мы все, используем науку, чтобы подавлять воспоминания о подлинной истории, о катастрофе… У правды и гравитации есть много общего: и та и другая – непостоянны! – Стопстоп, спасибо, мы же договаривались, что все выступления длятся по 10 минут, а вы и так уже почти… Ого-го, да тут… Вынужден прервать вас. – Правда? Ух ну я и… Заврался… – Следующий, пожалуйста.
Вердикт:
В финансировании отказать.
Как у Черчилля
Как и у всякого отца, у меня есть в голове свой список «100 мест, куда нужно свозить ребенка, пока он не превратился во взрослого». Выглядит внушительно – и всякий раз, предаваясь размышлениям о том, что за последние десять лет против довольно большого количества пунктов нарисовались жирные галочки, я надуваюсь, как галапагосская птица-фрегат. Сколько редких, не сказать исчезающих животных он видел! Сколько «иконических зданий»! Какими только экзотическими средствами передвижения не воспользовался! Вопрос о том, разделяется ли этот энтузиазм обеими партнерскими сторонами, остается открытым. Модель диалога, касающегося очередного совместного путешествия, выглядит примерно следующим образом.
Отец (бегает по комнате; похоже, возможность легализовать выделение бюджетных ассигнований на реализацию своих давних фантазий действует на него тонизирующе):
– Представляешь, плоская, как стол, равнина и посреди нее – огромный, до неба, конус со снежной шапкой! (Театрально.) Догадался? – Ммм?.. – Фудзияма! И мы (Патетически.) пойдем на нее в поход!
Сын (флегматично; похоже, он уже раскусил этот трюк – продажу чужих «мечт» под видом его собственных):
– Давно снега не видели… еще и в гору тащиться… Отец (с деланой иронией):
– Да ты не понял: Фудзияма! И это еще не все! Мы поедем в Киото. Тропа… (Надувается, становится похож на индюка.) Философов! Прогулка среди цветущих вишен – от Золотого храма к Серебряному! Гинкакудзи и Кинкакудзи!
Сын:
– Папа, с тобой все в порядке? Отец:
– (Пауза.) Хорошо. (Подавленно.) Хо-ро-шо. Слушай: там еще есть капсульный отель – каждый залезает в такую, ну, что ли, нору – и лежит себе там, как айфон в коробке!
Сын:
– Ясно, ни сесть ни встать. (Зевает.) Отец:
– Ааа, что ты зеваешь?! Хочешь дома сидеть – давай, сиди! Тебе вообще ничего не интересно!
Дальше действительно неинтересно: у отца начинается истерика, восходящая, по-видимому, к просмотрам – в его, отца, детстве – советских фильмов о Ленине, который обрушивается на интеллигентскую мягкотелость меньшевиков, посмевших предать интересы пролетариата ради подачек буржуазии.
Что правда, то правда – как и буржуазии, нынешним детям очень даже есть что терять: поди плохо, спокойно посидеть дома с FIFA-13 и пособирать из лего «Звезду смерти». Именно поэтому путешествия не вызывают у них ДОЛЖНОГО энтузиазма; на самом деле они хорошие путешественники – если не надо слишком далеко ходить пешком без какой-то конкретной цели – и постоянно имеется доступ к мороженому. Но у детей нет главного стимула, заставляющего взрослых рыскать по миру: того, что немцы называют Wanderlust – «охота к перемене мест». Пресные, рутинные будни, надежда на то, что «в путешествии можно обрести самого себя», естественно, вызывают желание добавить в жизнь соли и перца. Вызывают – но не у детей: а? чего-чего они там должны обрести?
По правде сказать, взаимное недопонимание – это то, из чего на 90 процентов состоит путешествие с детьми. Однако больше всего раздражает, знаете, что? Что дети ничего – следите за губами: НИ. ЧЕ. ГО. не помнят. Разумеется, я осознаю, что по-хорошему и сам помню себя лет с четырех-пяти, но меня-то не возили в Пальмиру и Серенгети. А его!
Время от времени я начинаю перебирать четки:
– Помнишь Кносский дворец?
– Ну…
– Что «ну», ты еще там потерялся, чуть не с вертолетом тебя искали! А «великую миграцию» – тьма тьмущая зебр, львов, бегут – тыдыщ, тыдыщ, земля дрожит? И это еще без антилоп. Гну.
– Ууу…
– А колоссальный Будда, в этом, как его?..
– Смутно.
– А остров Дженовеза – такая кальдера и вокруг?..
– Папа, ты не хочешь понять: я был маленький!
– Что значит «маленький»! Возишь-возишь тебя, оболтуса; почему бы в кои-то веки не поднапрячься и не сфокусироваться на происходящем?
Что, впрочем, касается фокусировки, то и тут есть кое-какие подводные камни. Потому что забывается – это еще ладно; гораздо хуже, когда он все-таки помнит, – потому что выясняется, что запоминает он совсем не то и не так. Вы никогда не знаете, чем может обернуться самая невинная попытка расширить его кругозор и показать ему – цель всякого путешествия, – что жизнь состоит не только из нормы, но и из отклонений.
Еще в рукописи эта книга вошла в шорт-лист премии «Большая книга»-2007. «Человек с яйцом» — первая отечественная биография, не уступающая лучшим британским, а Англия — безусловный лидер в текстах подобного жанра, аналогам. Стопроцентное попадание при выборе героя, А. А. Проханова, сквозь биографию которого можно рассмотреть культурную историю страны последних пяти десятилетий, кропотливое и усердное собирание фактов, каждый из которых подан как драгоценность, сбалансированная система собственно библиографического повествования и личных отступлений — все это делает дебют Льва Данилкина в большой форме заметным литературным явлением.
Ленин был великий велосипедист, философ, путешественник, шутник, спортсмен и криптограф. Кем он не был, так это приятным собеседником, но если Бог там, на небесах, захочет обсудить за шахматами политику и последние новости – с кем еще, кроме Ленина, ему разговаривать?Рассказывать о Ленине – все равно что рассказывать истории «Тысячи и одной ночи». Кроме магии и тайн, во всех этих историях есть логика: железные «если… – то…».Если верим, что Ленин в одиночку устроил в России революцию – то вынуждены верить, что он в одиночку прекратил мировую войну.Если считаем Ленина взломавшим Историю хакером – должны допустить, что История несовершенна и нуждается в созидательном разрушении.Если отказываемся от Ленина потому же, почему некоторых профессоров математики не пускают в казино: они слишком часто выигрывают – то и сами не хотим победить, да еще оказываемся на стороне владельцев казино, а не тех, кто хотел бы превратить их заведения в районные дома пионеров.Снесите все статуи и запретите упоминать его имя – история и география сами снова генерируют «ленина».КТО ТАКОЕ ЛЕНИН? Он – вы.Как написано на надгробии архитектора Кристофера Рена:«Читатель, если ты ищешь памятник – просто оглядись вокруг».
Опросы показывают, что Юрий Гагарин — главный герой отечественной истории XX века. Тем удивительнее, что за многие годы в России так и не было создано адекватного — откровенного, объективного, привязанного к современности — жизнеописания первого космонавта. «Юрий Гагарин» Льва Данилкина — попытка «окончательной», если это возможно, закрывающей все лакуны биографии «красного Икара»; наиболее полная на сегодняшний день хроника жизни — и осмысление, что представляют собой миф о Гагарине и идея «Гагарин».
Нулевые закончились. И хотя редко случается, что какие-то радикальные — и просто значимые — перемены в литературе (как и в других областях жизни человека и социума) совпадают с круглыми датами, подвести хотя бы промежуточные итоги необходимо — для того чтобы сориентироваться в пространстве и времени и попробовать угадать главные тенденции, ведущие в будущее. «Новый мир» в течение всего прошедшего десятилетия регулярно отзывался о текущем состоянии литературных дел и по возможности анализировал происходящее.
По какому роману историки будущего смогут восстановить атмосферу 2008 года в России? Почему центральной фигурой в литературе стал Захар Прилепин? Правда ли, что литературные премии достались лучшим писателям за лучшие книги? Как выглядит герой нашего времени по версии литературы-2008? Почему литература не подготовила читателей к «слепому повороту», на который вдруг вылетела Россия осенью 2008-го?На все эти вопросы – а также на самый главный: «Какую бы хорошую книгу почитать?» – отвечает Лев Данилкин, литературный критик, обозреватель журнала «Афиша».
Опросы показывают, что Юрий Гагарин – главный герой отечественной истории ХХ века. «Юрий Гагарин» Льва Данилкина – попытка «окончательной», если это возможно, закрывающей все лакуны биографии «красного Икара»; хроника жизни – и осмысление, что представляют собой миф о Гагарине и идея «Гагарин». Интервью с очевидцами и ревизия российских и иностранных источников помогли автору ответить на базовые вопросы. Является ли Гагарин всего лишь воплощением советского дизайна – или он в самом деле был обладателем неких уникальных качеств? Что на самом деле произошло 12 апреля 1961 года? Как первый космонавт справлялся с «гагариноманией» – статусом самого знаменитого человека планеты? Что такое Гагарин: продукт строя и эпохи – или ее зеркало и оправдание? Существовал ли конфликт между ним и политическим руководством СССР? Какова подлинная причина его гибели? Был ли его успех всего лишь везением, результатом осознанного жизнестроительства – или осуществлением некоего высшего замысла? Что было бы с Гагариным и СССР – не погибни «первый гражданин Вселенной» в марте 1968-го и доживи он до наших дней?
Наталья Алексеевна Решетовская — первая жена Нобелевского лауреата А. И. Солженицына, член Союза писателей России, автор пяти мемуарных книг. Шестая книга писательницы также связана с именем человека, для которого она всю свою жизнь была и самым страстным защитником, и самым непримиримым оппонентом. Но, увы, книге с подзаголовком «Моя прижизненная реабилитация» суждено было предстать перед читателями лишь после смерти ее автора… Книга раскрывает мало кому известные до сих пор факты взаимоотношений автора с Агентством печати «Новости», с выходом в издательстве АПН (1975 г.) ее первой книги и ее шествием по многим зарубежным странам.
«Вечный изгнанник», «самый знаменитый тунеядец», «поэт без пьедестала» — за 25 лет после смерти Бродского о нем и его творчестве сказано так много, что и добавить нечего. И вот — появление такой «тарантиновской» книжки, написанной автором следующего поколения. Новая книга Вадима Месяца «Дядя Джо. Роман с Бродским» раскрывает неизвестные страницы из жизни Нобелевского лауреата, намекает на то, что реальность могла быть совершенно иной. Несмотря на авантюрность и даже фантастичность сюжета, роман — автобиографичен.
История всемирной литературы — многотомное издание, подготовленное Институтом мировой литературы им. А. М. Горького и рассматривающее развитие литератур народов мира с эпохи древности до начала XX века. Том V посвящен литературе XVIII в.
Опираясь на идеи структурализма и русской формальной школы, автор анализирует классическую фантастическую литературу от сказок Перро и первых европейских адаптаций «Тысячи и одной ночи» до новелл Гофмана и Эдгара По (не затрагивая т. наз. орудийное чудесное, т. е. научную фантастику) и выводит в итоге сущностную характеристику фантастики как жанра: «…она представляет собой квинтэссенцию всякой литературы, ибо в ней свойственное всей литературе оспаривание границы между реальным и ирреальным происходит совершенно эксплицитно и оказывается в центре внимания».
Главное управление по охране государственных тайн в печати при Совете Министров СССР (Главлит СССР). С выходом в свет настоящего Перечня утрачивает силу «Перечень сведений, запрещенных к опубликованию в районных, городских, многотиражных газетах, передачах по радио и телевидении» 1977 года.
Эта книга – вторая часть двухтомника, посвященного русской литературе двадцатого века. Каждая глава – страница истории глазами писателей и поэтов, ставших свидетелями главных событий эпохи, в которой им довелось жить и творить. Во второй том вошли лекции о произведениях таких выдающихся личностей, как Пикуль, Булгаков, Шаламов, Искандер, Айтматов, Евтушенко и другие. Дмитрий Быков будто возвращает нас в тот год, в котором была создана та или иная книга. Книга создана по мотивам популярной программы «Сто лекций с Дмитрием Быковым».
«Вот жизнь моя. Фейсбучный роман» – легкое, увлекательное мемуарное чтение для тех, кто любит «вспоминательную» прозу классиков и в то же время хочет узнать о закулисных историях из жизни известных писателей и общественных деятелей современности: Пелевина, Кучерской и даже Чубайса!Сергей Иванович Чупринин – известный российский литературный критик, литературовед и публицист, член Союза писателей СССР (1977–1991), главный редактор литературного журнала «Знамя». Ведет страничку в Фейсбуке.
Книга статей, очерков и эссе Валерии Пустовой – литературного критика нового поколения, лауреата премии «Дебют» и «Новой Пушкинской премии», премий литературных журналов «Октябрь» и «Новый мир», а также Горьковской литературной премии, – яркое доказательство того, что современный критик – больше чем критик. Критика сегодня – универсальный ключ, открывающий доступ к актуальному смыслу событий литературы и других искусств, общественной жизни и обыденности.Герои книги – авторитетные писатели старшего поколения и ведущие молодые авторы, блогеры и публицисты, реалисты и фантасты (такие как Юрий Арабов, Алексей Варламов, Алиса Ганиева, Дмитрий Глуховский, Линор Горалик, Александр Григоренко, Евгений Гришковец, Владимир Данихнов, Андрей Иванов, Максим Кантор, Марта Кетро, Сергей Кузнецов, Алексей Макушинский, Владимир Мартынов, Денис Осокин, Мариам Петросян, Антон Понизовский, Захар Прилепин, Анд рей Рубанов, Роман Сенчин, Александр Снегирёв, Людмила Улицкая, Сергей Шаргунов, Ая эН, Леонид Юзефович и др.), новые театральные лидеры (Константин Богомолов, Эдуард Бояков, Дмитрий Волкострелов, Саша Денисова, Юрий Квятковский, Максим Курочкин) и другие персонажи сцены, экрана, книги, Интернета и жизни.О культуре в свете жизни и о жизни в свете культуры – вот принцип новой критики, благодаря которому в книге достигается точность оценок, широта контекста и глубина осмысления.