Клуб «Темные времена» - [16]

– В тебе говорит невежество и молодость, а также, несомненно, радостное волнение в такой важный день. А теперь повтори то, что я сказал.

В горле у Хелен пересохло. Она сглотнула и еле выдавила из себя:

– Простите меня, дядюшка, но я не могу представить, как смерть моей матери могла стать лучшим исходом для всех.

Какое-то время лорд молча смотрел на девушку, и его лицо заливалось краской. Голубая вена на лбу угрожающее пульсировала.

– Вот как? – Лицо дядюшки придвинулось так близко к Хелен, что она ощутила на себе его тяжелое дыхание и разглядела желтоватый оттенок век. – Ты бы предпочла, чтобы ее судили, а затем обезглавили? Великая леди Кэтрин! Голова отдельно от тела, народ разрывает волосы на сувениры! – Лицо отдалилось. – Ты неглупая девчонка. Должна сама понимать, что это действительно было к лучшему.

Хелен сосредоточила внимание на ковре, чтобы выдавить из воображения отвратительный образ обезглавленного тела матери, обвисшего на колоде, со стекающей по позвоночнику кровью, – подобная расправа грозила изменникам родины из высшего сословия.

Лорд с отвращением выдохнул.

– Должен заметить, что это еще и черная неблагодарность по отношению к твоей тетушке, – со злостью сказал он. – Она заботится о тебе, любит, как родную дочь, а теперь ты заявляешь, что ее нежная привязанность – это плохо?

– Нет, я не это имела в виду, дядюшка.

– Ты и не знаешь, что имела в виду. Говоришь, не подумав, как и все представительницы твоего пола, – с раздражением заметил дядюшка и сделал шаг назад. – В этот раз я не могу запретить тебе посещение гостиной, но, клянусь Господом, если ты не будешь поступать, как велено, я позабочусь о том, чтобы ты больше не показалась ни на одном балу или рауте. – Лорд вновь навис над племянницей. – И я прекращу подготовку к твоему балу. Я не потерплю никакого позора – большого или малого – для своей семьи!

Хелен знала, что дядюшка не блефует. Это было видно по его сузившимся от злобы глазам. Тетушка не раз сглаживала подобные конфликты, но этот ей смягчить не удастся. Нет, если Хелен мечтает о свободе и жизни вне этого дома, ей следует подчиняться, как бы сильно это ни уязвляло ее гордость.

– Извините, дядюшка. – Девушка с трудом приняла покаянный вид. – Пожалуйста, простите меня.

Лорд снисходительно вздохнул:

– Не следует мне забывать, что ты все еще дитя, несмотря на твои роскошные одежды и высокий рост. В подобных вопросах тебе надо слушаться меня, пока ты не окажешься под защитой мужа. А теперь повтори то, что я тебе сказал, и постарайся сохранять достоинство.

– Моя мать утонула в море, – прерывающимся голосом сказала Хелен. – И для всех это было к лучшему. – Слова обожгли ей горло.

– Отрепетируй как следует эту фразу, – посоветовал дядюшка и спустя некоторое время добавил: – Я вижу, что тебе это показалось жестоким, но я стараюсь ради твоего же блага. Мы с тетушкой не хотим, чтобы ты страдала из-за грехов своей матери. При любой возможности демонстрируй свету, что ты приличная, скромная девушка.

– Да, дядюшка.

– Твоя тетушка ожидает увидеть тебя внизу через несколько минут. – Лорд в последний раз оглядел наряд Хелен. – Ты слишком высока и худа, чтобы считаться красавицей, Хелен, но определенное обаяние в тебе есть. Не делай глупостей, держи в уме мои наставления, и ты станешь гордостью всей семьи.

Дядюшка покинул комнату и с хриплым кашлем прошел по коридору. Хелен посмотрела в потолок, чтобы сдержать обжигающие слезы. Она не заплачет.

– Миледи, вы в порядке? – Дерби уже стояла у двери в спальню. Очевидно, она подслушала весь разговор, но Хелен это не беспокоило.

– Надо поспешить, Дерби, а то опоздаем. – Хелен взяла в руки серебряную расческу, чтобы отвлечься хоть на что-нибудь и забыть о жестких словах, которые ее заставили произнести.

Руки девушки дрожали, и она не смогла удержать расческу. Та упала на стол, и Хелен отыскала взглядом портрет матери. Возможно, она и навлекла на себя позор при жизни, но говорить, что ее смерть – лучший исход, совершенно неблагопристойно. По всем человеческим законам. Хелен сжала ладони. Она больше никогда это не повторит. Никогда. Более того, она окажет уважение своей покойной матери, которая восемь лет ее воспитывала, научила ездить верхом, гуляла с ней, сбрасывая с деревьев в саду яблоки, до которых девочке было не дотянуться, и терпеливо обучала всем движениям котильона.

Хелен, успокоившись, взяла в руки медальон. Да, леди Кэтрин все-таки пойдет с ней на церемонию.

– Дерби, где мой веер? «Верни Мартен».

У Хелен закружилась голова. Осмелится ли она пронести портрет матери во дворец? Приладить его к тому самому вееру, который дядюшка подарил ей к этому торжественному случаю?

– Прошу, миледи. – Дерби протянула Хелен длинный футляр, покрытый мозаикой из перламутра.

Осмелится ли?.. Перед глазами девушки вновь предстало сердитое лицо дядюшки, и она еще раз услышала его жестокие слова: «К лучшему».

Да, осмелится.

Удерживая в одной руке футляр и медальон, Хелен приподняла крышечку и достала веер. Щелчок – и он открылся. Пластинки из слоновой кости украшала пасторальная сцена: овцы и пастух спят под дубом. Веер покрывал фирменный бронзово-зеленый лак Мартен. Несколько дюймов у основания, где все пластинки скреплялись украшенным бриллиантом винтиком, расписаны не были. Девушка пробежалась пальцем по кремовому полукругу. Пластинки плотно прилегали друг к другу, но между двумя из них удалось бы просунуть нитку. Хелен зажала в руке медальон. Он был по-прежнему странно тяжелым. Обычная нитка тут не сгодится.