Клуб смертельных развлечений - [6]

Весна была хоть и холодной, но в разгаре, утро — туманным, настроение — паршивым. Таблетка «алказельцер» не помогла. Затылок слегка ломило, во рту — непрекращающаяся сухость, и вообще хотелось завалиться в койку с бутылочкой пива. А лучше — с двумя. Но делать нечего, работа есть работа, и Гордеев вывернул руль направо и тормознул в полусотне метров от Ярославского вокзала. Вышел из машины и двинулся к ближайшему ларьку. Пива он, конечно, себе сейчас позволить не мог, но хотя бы холодной минералки.

Неподалеку от ларька прямо на земле сидел какой-то человек. Расплачиваясь, Гордеев никак не мог отвести от него взгляд. Про таких принято говорить: «без определенного места жительства», или, попросту говоря, бомж, но в позе именно этого человека было столько спокойствия, если не сказать достоинства, словно именно этот кусок асфальта и был его самым что ни на есть определенным местом жительства, ну а в довершение всего бомж курил… сигару. Да-да, грязный и давно небритый человек в лохмотьях курил роскошную длиннющую сигару. Гордеев забрал свою воду и пошел назад, к машине, постепенно переключая свое внимание на более актуальные проблемы, которыми жизнь преуспевающего адвоката в Москве полна под завязку. Он направлялся в Лефортово.

Вот, например, существует так называемый классический тип адвоката, который верит в прецеденты. Такой юрист свято убежден, что как в литературе все сюжеты давным-давно использованы, так и в юриспруденции все преступления уже однажды совершены, и теперь безмозглые преступники просто движутся по хорошо заасфальтированному шоссе. Обычно в нестандартной ситуации, то есть когда у него нет готового решения, такой адвокат бежит в свою библиотеку, зарывается там, как крот, и в конце концов появляется на свет божий с каким-нибудь подобным делом, которое уже рассматривалось в суде лет двадцать назад. Пожалуй, если ему случится столкнуться с чем-нибудь действительно новым, то он, наверно, грохнется в обморок.

Но не таков был Гордеев, даром что карьеру свою он начинал, так сказать, по другую сторону барьера — в Генеральной прокуратуре. Кстати, о Генеральной прокуратуре. Черт бы ее побрал!

Гордеев притормозил, показал на КПП пропуск и припарковался на служебной стоянке СИЗО Лефортово. Захватил кожаный портфель с заднего сиденья и пошел в тюрьму. Да, вот именно, зло подумал Гордеев, я пошел в тюрьму. А как еще об этом скажешь? И хотя по роду профессиональной деятельности бывать здесь приходилось не раз и не два, сегодняшнее посещение следственного изолятора вызывало особые, смешанные чувства. Точнее, человек, который их вызывал… Точнее… Тьфу ты! Он перестал наконец копаться в себе, пройдя три раза на разных этажах проверку документов и оказавшись в маленьком кабинете со столом, двумя стульями и зарешеченным окном.

Сейчас Гордееву предстояло защищать своего давнего знакомого, чтобы не сказать больше — наставника и учителя, Александра Борисовича Турецкого. И никакие прецеденты тут не проходили. Кстати, декадный служебный пропуск, который адвокат только что продемонстрировал на КПП, ему выбил как раз Турецкий. Такая вот ирония.

Гордеев ждал недолго: Турецкого привели спустя минуты четыре. Вид у него оказался довольно независимый (из кармана пиджака торчала газета), у немолодого охранника — напротив, довольно смущенный, видно, знал, с кем имеет дело. Впрочем, как только охранник вышел, заперев за собой дверь, физиономия Турецкого приняла другое выражение, точнее, там была целая гамма: смущение, досада, раздражение, нетерпение и еще бог знает что. Они молча пожали друг другу руки, после чего Турецкий широким жестом хозяина предложил садиться.

— Что скажешь, Юра?

— А что тут говорить? — хмуро сказал Гордеев. — Жизнь коротка, как минет на Тверской.

— Жестко, — отметил Турецкий. — И боюсь, что очень точно.

— Это не я придумал, это «Свинцовый туман».

— Еще жестче, — не то одобрил, не то осудил Турецкий. Он бросил косой взгляд в зарешеченное окно. На улице действительно не видно ни зги.

— Да нет же, Александр Борисович, — с досадой объяснил адвокат. — «Свинцовый туман» — это рок-группа такая, и это они спели: жизнь коротка, как… это самое на Тверской.

— А, — без особого интереса сказал Турецкий. — Ну и фиг с ними. Лучше скажи, как мои-то дела? Как говорит Славка Грязнов, я — суворовский солдат и хочу знать свой маневр.

— Ваш маневр, Александр Борисович, сидеть тихо до моей команды.

Гордеев решил, что лучше пока не выставлять напоказ своих дружеских отношений с Турецким, и поэтому заговорил на «вы».

Турецкий внимательно посмотрел на адвоката, оценил сказанное и кивнул. Но все же поинтересовался:

— А как это я могу сидеть тут громко, а?

— Камера, кажется, одиночная? — вопросом на вопрос ответил Гордеев. — Теплая, сухая. Никто ведь не трогает. Жена не достает. Телевизор есть, спортивный канал ловит. Газеты приносят. Я вам удивляюсь, Александр Борисович, наверно, даже члены ГКЧП хуже сидели. Не говоря уж про воров в законе. А вам… чего еще желать-то?

— Члены ГКЧП были виновны, понимаешь?! Не говоря уж про воров в законе. А ты что, издеваешься? — тихо спросил Турецкий.