Клуб Ракалий - [49]

Дуг, резко поворотясь, обнаружил, что прямо за ним сидит Пол, препротивный братец Бенжамена.

— Ты-то тут что делаешь? — спросил Бенжамен.

Даже после трех с половиной термов он так и не свыкся со страшной мыслью о том, что Пол учится в одной с ним школе и ездит в одном с ним автобусе. И конца этому вечному кошмару не предвидится.

— Мы вроде бы живем в свободной стране, нет? — осведомился Пол. — К тому же других свободных мест в автобусе не нашлось.

Что, к сожалению, было чистой правдой.

— Ну так хотя бы не лезь в наши разговоры.

— Мы, как я уже отметил, живем в свободной стране. Кроме того (теперь он обращался к Дугу), я задал тебе вопрос.

Дугу наглость этого щенка показалась просто немыслимой. Дуг взирал на него с холодным презрением чистопородной гончей, которую дергает за хвост молодая дворняжка.

— Так пробовал ты в него вступить или нет? — повторил Пол.

— Разумеется, нет.

— Вот то-то и оно. Тебя просто завидки берут.

— Завидки?

— Меня ты болтовней насчет элитаризма не проведешь. Если сам ты не элитарист, что же ты делаешь в нашей школе? Ты ведь сдавал экзамены, чтобы в нее попасть?

— Да, но…

— Элитаризм — штука хорошая. И всем, кроме зашоренных идеологических умников, это известно. Элитаризм ведет к соревнованию, а соревнование — к совершенству. Что касается «Замкнутого круга», так я-то как раз и собираюсь в него вступить.

Бенжамен, не веря ушам своим, взвыл: — Ты? Во-первых, ты на пять лет моложе, чем требуется. А кроме того, вступить в него нельзя. В него можно только быть принятым.

Прежде чем Пол успел разозлить брата еще пуще, автобус достиг Нортфилда, где выходили Филип и Клэр. Пока они прощались, Бенжамен смотрел в окно — не из грубости, но потому, что не хотел встречаться с Клэр глазами. Он понимал, что напоследок она постарается бросить ему вызов, добиться какой-то ответной реакции, как старалась всегда, с того самого дня, когда он впервые заметил ее на автобусной остановке. Бенжамен последним, пожалуй, обнаружил очевидное для всех его друзей обстоятельство: Клэр неравнодушна к нему. Ее странную, необъяснимую любовь он никогда и ничем поощрить не старался. Любовь, ставшую для обоих ужасной обузой. Даже Клэр — в каком-то смысле — осуждала себя за нее, однако поделать с собой ничего не могла. Похоже, явления подобного рода никаким доводам рассудка не подвластны. Все это было тяжело и для Дуга, он тоже питал к Клэр нежные чувства, которые она ни в малой мере не поощряла. И в итоге само присутствие Клэр рядом с ними — или даже в их мыслях — создавало некоторую натянутость в отношениях Бенжамена и Дуга. Потому, быть может, они, после того как Клэр сошла (Дуг пересел к Бенжамену), какое-то время промолчали.

— Ну так что, — решился наконец спросить Дуг, — поедешь ты со мной на выходные в Лондон?

И это они уже обсуждали раньше.

— Не думаю, — ответил Бенжамен. — Меня же никто не приглашал.

— Я не единственный, кого они пригласили. Они хотят познакомиться с кем-нибудь из нашего журнала.

Бенжамен неловко поерзал на сиденье:

— Думаю, тебе лучше съездить одному.

Дуг несколько секунд вглядывался в лицо друга, потом хмыкнул — коротко, печально — и сказал:

— Ты просто не способен на это, так?

— На что?

— На то, чтобы выбраться отсюда куда-то. Взять жизнь за горло и как следует встряхнуть ее. Ты же никогда не сделаешь этого, так, Бенжамен? Ты не способен воспользоваться подвернувшейся тебе возможностью. Тебе предлагают удрать на денек-другой из нашего дерьмового городишки, посмотреть, что происходит в мире, происходит по-настоящему, а ты не хочешь. Ты лучше дома останешься, с папой, мамой и… не знаю, расставишь твою дурацкую коллекцию пластинок в алфавитном порядке или еще чем займешься. Чтобы сначала «Софт Машин» стояла, а за ней уже «Стэкридж».

Слова Дуга были резки, но — Бенжамен понимал это — справедливы. Они походили на град ударов, каждый из которых попадал точно в цель, оставляя ему лишь один выбор — ежиться под ними. Все верно, никогда, ни при каких обстоятельствах не поедет он с Дутом в Лондон. Никогда не сможет дерзко войти в незнакомый офис и представиться посторонним людям, каждый из которых старше его, намного опытнее, осведомленнее, искушеннее в столичной жизни. Одна только мысль об этом внушала ему страх. Но с другой стороны, у него имелось и оправдание, позволявшее не ехать туда, оправдание настоящее, к которому он и не преминул прибегнуть.

— Причина не в этом, — сказал он. — Просто в субботу я должен быть здесь.

И он сказал Дугу, что по субботам ходит в психиатрическую клинику. Что было совершенной правдой. Дуг извинился и примолк. Тут уж не поспоришь.

4

На этом отрезке улицы Билла неизменно охватывало странное чувство. В конце концов, она и жила-то не здесь, просто здесь он видел ее в последний раз. Тогда она, сидя в его машине, сорвалась, раскричалась, угрожая покончить с собой, если он не бросит Ирен. Он сдал к обочине, остановился, попытался успокоить ее. Минут пять или десять они кричали друг на друга, и уже под вечер того дня Билл не мог припомнить ни единого из произнесенных ими слов. И даже сейчас, спустя столько времени, этот безликий в остальном перекресток — ее улицы с Бристольроуд — хранил где-то в своей памяти страшный, жестркий заряд того последнего свидания, и всякий раз, направляясь в центральный Бирмингем и проезжая здесь, Билл ощущал себя попавшим в некое силовое поле.