Клуб Ракалий - [27]

— Что такое? — спросила Мириам. — В чем дело?

Билл, взяв Мириам за руку, повел ее к лестнице.

— Этот козел ко всему еще и фашист, — сказал он.

После любовной близости они лежали в самой середке кровати, тесно прижавшись друг к другу; волосатые, белые, тридцатидевятилетние ноги Билла казались заросшими щетиной — в сравнении с гладкостью навощенных икр и бедер Мириам. Они лежали так не пущей интимности ради, но потому, что двойной матрас кровати сильно проседал в центре, лишая их иного выбора. На деле они предпочли бы, чтобы ноги их разделяло расстояние в фут-другой. Они любили с надрывом, механически, ни одному из них заниматься этим не хотелось, но оба понимали, что бедственная поездка их окончательно пойдет прахом, если они не проделают всего, что положено. И теперь, хоть они и оставались телесно соединенными, мысли обоих уже потекли своими, раздельными путями.

— Ты не понимаешь, что это за люди, — говорил Билл. — За Инеком Пауэллом стояли хоть какие-то идеи, что-то, с чем можно было спорить. Господи, да даже у «Национального фронта» и то есть идеология. В своем роде. А эти… Одни инстинкты. Одна ненависть. Ненависть и насилие.

— Ты думаешь, он видел нас? — Мириам приподнялась на локте, густые темно-каштановые волосы опали ей на плечо. Билл невольно провел пальцем по ее коже, по этой безукоризненной гладкости. — Думаешь, мистер Слейтер нас видел?

— Не знаю, любовь моя. Просто не знаю. — Он презрительно усмехнулся. — Нет, ну встречала ты хоть когда-нибудь такую ораву слизняков, а? Паршивые недомерки. Неудивительно, что им приходится подряжать кого-то, кто делает за них всю грязную работу. А эта… старая карга! Видела ты что-нибудь похожее?

— Да, но что ты-то теперь будешь делать? — настаивала Мириам. — То есть если он нас увидел, если начнет распускать по фабрике слухи, если об этом узнает Ирен — что ты станешь делать?

— Да не заметил он нас. А вот я его заметил, и это уже важно. Теперь я понимаю. Теперь понимаю, кто распространял эту дрянь. Идиотские, мерзкие листовки.

— Наверное, это уже и неважно, — сказала Мириам, и мечтательный, отсутствующий тон ее стал вдруг более резким. — Я думаю, есть человек, который и так все знает.

Билл уставился на нее: — Да?

— Вообще-то не думаю — уверена. Мистер Гиббс из Благотворительного комитета. — Она смотрела на Билла, надеясь, быть может, увидеть в его лице какие-то признаки паники, удивления. А поскольку их не обнаружилось, спросила: — Тебя это не тревожит?

— О, насчет Гиббса я в курсе. У нас с ним сегодня даже разговор об этом был.

— Разговор? Какой еще разговор?

Билл покачал головой, уклоняясь от ответа.

— Он просто мелкий прохвост. Пронырливый ублюдок. И кстати, ему-то что за печаль? С чего он лезет не в свои дела?

— Да с того, что он на меня глаз положил. — Мириам лежала, откинувшись на подушку, сцепив ладони за головой. Томная, соблазнительная поза. Почему-то казалось, что тема эта доставляет ей удовольствие почти чувственное. — Знаешь, он ведь меня ненавидит. Ненавидит, потому что я не захотела с ним спать.

— Что? — переспросил Билл, на сей раз и впрямь потрясенный. — Это когда же было?

— О, несколько месяцев назад. Он как-то вечером подошел ко мне в комитетской, вы все уже ушли, и пригласил выпить с ним. Я ответила: «Нет, благодарю вас» — вежливо, знаешь ли, любезным тоном, а он говорит: тогда почему бы нам не плюнуть на выпивку и не потрахаться от души здесь, в задней комнате? — Она взглянула на Билла, проверяя, произвело ли на него услышанное должное впечатление. — Ну я, естественно… пришла в ужас и сказала ему об этом прямо, а он говорит, что нечего мне разыгрывать недотрогу, он, дескать, знает, кто я такая, знает про нас с тобой, видит это по взглядам, которыми мы обмениваемся, а потом стал обзывать меня всякими словами — шлюха, потаскуха, грязная девка, и тогда я ему ответила, что даже будь я шлюхой, я бы не согласилась заниматься этим с такой гадиной, как он, меньше чем за миллион фунтов. Тут он умолк и уставился на меня, лет сто смотрел, не думаю, что я когда-нибудь видела такую злобу, я не сомневалась, что он вот-вот ударит меня по лицу или еще что…

— Если бы он посмел, я бы уж так ему вмазал, можешь мне поверить.

— …но он всего лишь вышел из комнаты, не сказав ни слова, и почему-то это показалось мне самым страшным, его молчание, то, что он не сказал ни словечка, и с тех пор при каждой нашей встрече я вижу в его лице только одно, эту… ненависть. Жуткую ненависть ко мне.

Билл приподнялся в постели, склонился над Мириам, приблизил лицо к ее лицу. Он заставил себя улыбнуться, желая успокоить ее, но даже в эту минуту в одном из уголков его памяти уже собирались темные тучи. Как странно, на редкость странно, что всего за один день он столкнулся и с Гиббсом, и со Слейтером. А если вернуться на несколько месяцев назад, к Дню святого Валентина, когда Мириам позвонила ему домой… Да, в тот вечер он получил письмо от Гиббса, увидел по телевизору Слейтера, прочел гнусную листовку, которую, как теперь выясняется, именно Слейтер и притащил на фабрику. Эти двое, похоже, всегда объявляются одновременно, как будто между ними существует какая-то связь. И было что-то еще, что-то непонятное, что-то из сказанного сегодня Гиббсом. Тогда он не обратил на это внимания. «Академия барчуков»… да, верно. Так он назвал «Кинг-Уильямс». Но ведь этой же фразой воспользовался и Слейтер, больше года назад, когда они возвращались в маршрутке из ресторана. Почему они говорят одними словами? И, если вдуматься, откуда Гиббсу вообще известно, в какой школе учится Дугги? Выходит, они разговаривали о нем, это единственное объяснение. И значит, они знакомы. Может быть, даже дружат.