Клуб маньяков - [86]

– С лисом? – спросил я по инерции.

– Нет, никакого лиса не было.

Я сидел весь черный. Все у меня стало черным. Душа, мозг, сердце. Я рассматривал свои черные руки и видел, как Ахмад-шах насилует мою жену. Как она спит с ним.

Солнце поднялось над горизонтом. Красное.

– Ты была с ним? – наконец, спросил я.

– Нет, – ответила она твердо, и я, благодарный, поцеловал ее.

Глаза мои видели застывшие глаза Лейлы, ее неживое тело, они видели голый разжиревший зад и спину пыхтящего на ней Ахмад-шаха.

Ничего этого не было. Потому что своим «Нет» она это сократила. Мы это сократили. Двое всегда могут сократить то, что стоит между ними.

– Он запер меня в чулане и кормил хлебом с водой. Не знал, что я почти всю жизнь один хлеб ела. Потом отвел на женскую половину и заставил жен мучить меня парижскими тряпками и сладостями. Но я думала только о тебе. Видела, как ты лежишь в пещере и умираешь. Когда тебе становилось совсем плохо, я напрягалась и посылала тебе свою жизнь. Нас спасла Гюль. Она дала мужу порошок, и он поносил два дня. Потом она сказала, что это Аллах его карает за нас с тобой. И он меня отпустил. Я поехала к тебе, но пещера была пуста...

Лейла расплакалась. Он обхватил головку девушки руками и принялся пить слезинки.

– Вот так я плакала, увидев, что тебя нет, – сказала она, когда губы Чернова коснулись ее губ.

Солнце поднялось и жарило. Они сели в машину. Лейла достала пакет с продуктами, бутылки с парси-колой.

– А как я в ящик сыграл? – спросил Чернов, заворачивая в лавашный лист кусочки люля-кебаба.

– Ахмад-шах не хотел отпускать тебя живым. Ему надо было совершить кое-какие юридические формальности, чтобы дороже продать государству месторождение. А узнай твое тегеранское начальство о золоте Чехелькуре, то провернуть это дело он бы не смог.

– А откуда тебе это известно?

– Не найдя тебя в пещере, я поехала к нему. Он развел руками: «Значит, убежал». Когда я уходила, Гюль шепнула мне, что тебя убили и закопали в пустыне. Я упала в обморок и пришла в себя только дома.

Слезы полились из ее глаз.

– Представляешь, каково мне было входить в дом, в котором нет тебя, в котором никогда тебя не будет? Я хотела умереть. Но мама сказала, что ты жив, и что Ахурамазда поможет тебя найти.

– А кто такой Ахурамазда?

– Это зороастрийский бог. Он сотворил добро и зло.

– Ну-ну... Заратустра, Добро и Зло, Ахурамадза или Ормузд с личным сатаной под именем Ангра, Авеста и если человек не помогает добру, то будет наказан? И еще огнепоклонничество? – выдал Чернов, все, что знал о древней религии.

– Да. Мама сказала, что ты живешь в двух мирах: в мире Зла и в мире...

– И в твоем мире.

Лейла светло улыбнулась.

– Да.

– Сдается мне, что в твоем мире зла не меньше, чем в моем.

– Это зло принес ты. Его в тебе очень много. Ты поссорился со стариком Удавкиным, его зло подпиталось твоим, стало большим, и пришел Харон.

– Так я не делал Удавкину зла! – возмутился Чернов.

– Да, не делал. Ты держал его в сердце и был наказан. Понимаешь, зло в сердце – это огонь, на который летит зло. Так же, как к добру в сердце стекается добро.

– Ну ладно, а как же Ахмад-шах? На какое мое зло он прилетел?

– Тебе было мало меня. Ты хотел, чтобы на меня смотрели люди и завидовали тебе. Ради этого ты стремился в Париж, стремился, зная, что там ты можешь меня потерять. И ради этого Парижа ты нашел это золото, и потерял меня здесь.

– Я не потерял...

– Не факт. Ахмад-шах ищет нас. Его люди повсюду.

Горестно посмотрев на меня, Лейла включила зажигание, и мы поехали.

– А как твоя мать меня нашла?

– Она разожгла огонь в своем доме и взмолилась к Ахурамазде. Он наслал на нее видение, в котором она увидела тебя закопанным в землю. И еще он сказал, что ему поклоняется шофер Ахмад-шаха, который знает, где ты есть. Мама поехала к нему, и он с близкими друзьями выкопал тебя.

* * *

...Мы ехали к океану. В кузове нашей машины лежали пять или шесть холщовых мешков с пожитками. Машину вел я. Лейлу поташнивало, и она, сморщив личико, смотрела в окно. Часа через полтора мы должны были добраться до Ираншахра – пальмового оазиса, ярко зеленеющего на восточной окраине одной из самых жарчайших пустынь мира – впадины Джаз-Муриан. Там мы решили заночевать перед рывком к океану.

Я сердился на жену – всего лишь на четвертом месяце, а уже кокетничает... Вот и сегодня мне, видимо, обломится.

– А можно я еще раз женюсь? – спросил я, чтобы досадить. – Мне говорили, что в Ираншахре много красивых девушек...

– Как хочешь милый, – натянуто улыбнулась Лейла, пытаясь совладеть с очередным приступом тошноты. – Но для этого нам придется заработать много денег...

– А как ты к этому отнесешься? Неужели тебе не будет неприятно? Быть не единственной, а с порядковым номером? И еще представь: ты захотела меня, а мне захотелось ее?

– У нас так принято, дорогой. Если мужчина может содержать нескольких женщин, то он их содержит.

– И ты совсем, совсем не будешь против?

– Ладно, получишь вечером свое. Только не гони так, я себя действительно неважно чувствую.

– А я чувствую, что Ахмад-шах гонится за нами...

– Если он и гонится, то в противоположном направлении. Он наверняка решил, что мы удрали к туркменской границе.