Клуб Любителей Фантастики, 2017 - [4]
— Не плачьте, братья и сёстры! За тысячелетия, что мы гнездимся в стране Суоми и прекрасной Карелии, наших излюбленных местах гнездования, — мы уже наполнили слезами 10 тысяч озёр…Миллионы лет назад, когда суша на планете была единым целым и называлась Гондваной, — мы были единой стаей.
Но затем случилось так, что Праконтинент разошёлся на несколько материков, — разделилась и великая лебединая стая. Наши предки остались в Евразии, сохранив свой первоначальный — белый — окрас. Но целые породы, после Великого расхождения, оказались на разных материках, разделённые гигантскими водными просторами океанов. Так в Австралии появились чёрные лебеди, в Южной Америке— черношейные, а в Северной— самые близкие наши собратья— лебеди-трубачи, они такие же белые, но с чёрным клювом (именно благодаря трубачам, их горестному хрипловатому гортанному голосу возникла прекрасная трагическая легенда о «последней лебединой песне»). Удивительно, но наши тундровые живут и на евразийском материке, и в лесотундре Канады, и на Аляске, за что на американской земле их считают исконно американскими.
Именно тогда, когда разошлись матери-юг, мы заплакали в первый раз, горько сожалея о том, что разделилась и наша Великая стая. Лебединый народ очень чувствителен. Мы плачем от несправедливости, из сочувствия, проливаем слёзы в момент расставания или от радостной встречи. При этом наши слёзы обладают удивительной особенностью: достигая земли, они превращаются в великолепные цветы — белоснежные кувшинки.
В старинном фолианте я прочла, что когда мы улетаем на Юг при наступлении холодов, то теряем перья (кто от холода, кто от горечи расставания с родной землёй). Вот они, опускаясь на воду, превращаются в прекрасные белые кувшинки.
— А жёлтые и фиолетовые откуда берутся? — полюбопытствовал кто-то из стаи.
— Жёлтые из пёрышек уток — их тоже охватывает тоска от предстоящей долгой разлуки с отчим гнездом, фиолетовые— из перьев селезней. А самые крупные водяные цветы рождаются из слёз перелётных птиц — ведь никто не знает, сможет ли он вернуться из опасного путешествия.
— Скажите, многоуважаемая, значит и цвет слёз у всех разный? Возможно, даже наши далёкие австралийские или американские родственники плачут чёрными слезами? — поинтересовался кто-то из молодёжи.
— О, нет, — отвечала учёная лебёдушка. — Цвет слёз у нас одинаково хрустально-прозрачный. А вот цветы от разных птиц — несравнимо разные.
Из наших слёз, как я уже говорила, получаются лилейно-белые кувшинки. Крупные слёзы перелётных гусей на озёрной глади оборачиваются кувшинками гридеперливого окраса — это бело-серый с жемчужным отливом. А из пёрышек и слёз наших чёрно-окрашенных собратьев и сестриц, так как они обитают в жарких краях и маршруты их часто проходят над тропическими лесами, душными болотами, — на земле вырастают такие экзотические, редкие цветы, как загадочные чёрные орхидеи, роскошные огромные каллы, великолепные чёрные ирисы, гиацинты, петунии и даже удивительный — просто царственный красавец — гладиолус сорта «эбони бьюти» — «прекрасный чёрный».
— А как мы можем увидеть эти редкости?
— Увы! В нашей местности они не встречаются. Разве только в ботанических садах и дендрариумах.
Правда, я надеюсь, что наш вожак, так любящий путешествовать, когда-нибудь рискнёт повести стаю в дальние неизведанные страны. И вероятнее всего, что навстречу приключениям первыми отправитесь вы — молодые прекрасные Лебеди. Мы, старшее поколение, пожелаем доброго пути. И я уверена, что вы непременно осилите дорогу. Потому что молоды, полны сил и уверенности. К тому же молодость всегда бесстрашна и удачлива. Мечтайте, дерзайте, и всё получится. Я знаю… >ТМ
Услышал разговоры лебединой стаи и перевёл на язык людей
Борис БЫЧКОВ
Валерий ГВОЗДЕЙ
Без тары
техника — молодёжи || № 01 (1006) 2017
Ноэр по другую сторону игорного стола произнёс сквозь зубы длинную фразу Я чуть не поперхнулся.
Давненько не слышал подобных выражений, тем более — в свой адрес.
В языке ноэров есть мат — ядрёный, с хорошо проработанной системой изобразительно-выразительных средств.
Меня только что послали. Добротно.
Глубоко.
И сделал это потёртый абориген, мой случайный противник в старой местной игре.
Полагал, что запросто выиграет у чужака.
Ещё бы.
Я для него — зем, выходец с Земли. Он и предположить не мог, что я родился тут, в семье людей — первопоселенцев. Вырос, общаясь с его соплеменниками, на его родном языке.
Сбежал, когда исполнилось семнадцать. Не хотел участвовать в том, что происходило на планете.
Родители покинули Зету через пятнадцать лет, вместе с горнодобывающей компанией, на которую пахали… Звучала тягучая ноэрская музыка — не раздражающая слух, задевающая ностальгические струны моей души. Звучала ноэрская речь беседующих. Изредка стучала глиняная посуда, но и стук не выбивался из своеобразной гармонии, характерной для ноэрских заведений — вроде земных баров, где можно и выпить, и поговорить, и сыграть в традиционные игры, не просто ради азарта, нет— по-взрослому «на интерес».
К слову, игры ноэров я неплохо изучил в юности. Навыки сохранились — благодаря тому, наверное, что некоторые игры легли в основу разработанных мной охранных систем.
