Клуб любителей фантастики, 2006 - [55]

— Ну, чего уставился? — кривя губы в усмешке, богиня отняла флягу; дёрнула головой. — Красивая?

— Красивая, — благоговейно выдохнул Аль, заворожённый вспыхнувшим на солнце нимбом. И не сразу разглядел, что левая сторона лица девушки обезображена длинным кривым шрамом — от скулы до виска, до розовой сморщенной кожицы, затягивающей ослепшую глазницу.

Полоска чёрной ткани закрывала Алю глаза во время тряской и торопливой дороги.

— Вот лазутчик, отец, — хрипло и презрительно сказала богиня Радуги. Сорвала повязку и подтолкнула Аля в спину — так, что он упал на четвереньки на жёсткие вытертые шкуры.

— Я не лазутчик, — возмутился он, пытаясь подняться.

— Правда? — широкоскулое смуглое лицо склонилось над Алем. В раскосых глазах будто плавали капли тягучего солнечного мёда. И голос был как мёд — неторопливый и вязкий. — Правда? Тогда тем более ты нам всё расскажешь, да?

Полог из тяжёлой тёмно-серой ткани качнулся, отрезая от Аля светлое небо. Будто набухшая дождём туча, которая ещё не решила: то ли проплыть мимо, то ли раскрыть чёрные крылья и кинуться на землю огненной грозой. Как ворон на цыплёнка.

— Отец сказал — ты мой пленник, мне тебя и отпускать, — богиня посмотрела хмуро; покусала тонкую губу, шевельнула рукой. Аль не успел заметить, как в её пальцах блеснуло тонкое лезвие, разрезало ремни на его запястьях. — Он тебе поверил.

— А ты?

Богиня дёрнула плечом. Мол, какая разница? Нет, не богиня. Когда говорит или усмехается вот так дергано — просто диковатая, обиженная на кого-то девчонка. Понятно, на кого — кто изуродовал ей лицо, превратил совершенство рисунка в мятую рваную ткань. И у кого рука поднялась? Или просто — случайность? Несчастный случай?

— Чего пялишься? Красивая?

— Когда не злишься и не кричишь — красивая, — стараясь говорить ровно и спокойно, ответил он. Выдержал взбешённый взгляд. Осторожно указал на длинные ножны на поясе девчонки, вышитые разноцветными бусинками. — Можно? Можно взглянуть?

Серебряная молния очутилась в руках девчонки ещё быстрее, чем нож. Затанцевала, отбрасывая на серые стены шатра солнечные блики.

— Что, правда, никогда не видел сабли? — усмехнулась девчонка, наблюдая за восхищённым лицом Аля. Он покачал головой. Осторожно тронул перевитую кожаными ремешками рукоять, хищно выгнутое сияющее лезвие. Ледяное, как вода в горном ручье. Палец дрогнул, из тонкого пореза выступила капля крови.

— Зачем? — удивился Аль, разглядывая царапину и скалящееся огромное лезвие. Осёкся, переведя взгляд на кривой шрам, исковеркавший лицо богини. Девчонка фыркнула, с лязганьем швырнула саблю в ножны. Отвернулась.

— Что, у вас вообще нет оружия?

— Я ведь уже говорил. Нет, — уже начиная немного сердиться за недоверие, ответил Аль.

— Как это?

— А зачем?

— Ну… — девчонка вроде даже растерялась. — Как зачем? Понять, кто сильнее; кто вождём будет…

— Хранители хлеба на осеннем празднике соревнуются кто сильнее — кто быстрее и дальше с мешком зёрна пробежит; лесовики — брёвна поднимают… Только э… вождём всё равно самый мудрый становится — кто больше примет помнит, кто лучше об урожае и о людях сможет позаботиться.

— Ну а если кто нападёт — как отбиваться? — не сдавалась девчонка.

— Кто нападёт? — удивился Аль. — Зачем?

— Как зачем? Землю отобрать, коней, овец, зерно…

— Зачем отбирать? Если надо что другому — поделись, а когда тебе будет надо — он с тобой поделится. А отбирать… — Аль улыбнулся. — Малые дети в песочнице игрушки отбирают друг у друга — пока разговаривать не научились и договариваться.

— Странный ты, — фыркнула девчонка. — Сабли не знаешь. Может, из лука умеешь? Нет? Тогда кто ты? Лесовик?

— Вышивальщик, — гордо ответил Аль.

Девчонка недоуменно смотрела, будто решая — шутит или нет; потом расхохоталась.

— Ой, не могу! Вышивальщик! Как моя колченогая бабка Лиса — вышивальщик!

Пора было идти. Вещи ему вернули, даже мешочек с закаменевшими пирожками. Аль поднял котомку, оглянулся — ничего не забыл? Вспомнил презрительную усмешку Ра. Если бы у меня была игла и хоть немного ниток, я мог бы показать, вздохнув, подумал Аль. Если бы… Он сунулся в котомку, ещё раз неторопливо перебрал своё скудное имущество — спешить-то некуда. Никто не гонит, никто не ждёт. Аль вынул из мешочка матушки Клио все пирожки — куда их теперь? — и ойкнул, наткнувшись внизу на что-то острое. Доставал осторожно, затаив дыхание — боясь ошибиться. Не тусклая, ученическая, а сияющая, стальная — игла мастера легла в ладонь Аля, выскользнув из мягкого гнёзда разноцветных шёлковых мотков.

— Ты вышьешь мне цветок? Или бабочку?

— А хочешь — радугу? Ра — это от Радуги?

— Вот ещё, — Ра досадливо покусала тонкие губы. Аль заметил, что она избегает поворачиваться к нему левой, изуродованной половиной лица. Ра помолчала. Потом сказала неохотно:

— Ра — это Солнечная. Дурацкое имя, да?

Она запрокинула лицо к небу, прищурилась на солнце. Моргнула, смахивая слезинку. Не Солнце, подумал Аль. Теперь — Луна. Луна, половинка которой сияюще прекрасна, а половинка утопает в черноте.

— Красивое имя, — серьёзно сказал он. — Очень красивое.

И наметил кончиком иглы первый стежок.

— Кто ты, колдун? Лекарь? Святой? — цепкие пальцы больно стиснули плечи Аля; смуглое лицо казалось серым в полумраке шатра; а золотисто-медовые глаза под узкими, как у Ра, крыльями бровей — почти чёрными.