Клуб, которого не было - [46]

можно их чередовать, играть почаще – да просто так спросил. А девушки, выходит, задумались.

Мара сидит на барном стуле в центре сцены. По правую руку – добрый ангел Корней, один из лучших аранжировщиков в этом городе, в недавнем прошлом – басист Земфиры, однако ж и без Земфиры куда как интересен.

Мара елозит ногами по железным перекладинам. Едва заметно волнуясь, спрашивает: «Трубочный табак?» Корней плавно вгрызается в интро, Мара на слабую долю хлопает по колену. Строгий директор Капа виду не подает, но на мое «Все по плану?» – вздрагивает:

– А? Что?

Премьера акустической программы – через два часа.

Сделаю вид, что не заметил напряжения. И нечего мне на саундчеке делать. Капа и Мара – неразлейвода: путешествуют вместе по всему свету, поужинать вместе заглядывают, на допотопный самолет из Биробиджана вместе сетуют.

Не помню, на каком ее концерте я заметил, что выключил телефон и стою в нише за сценой не песню и не две – уже полчаса. Здесь все очень просто, здесь девочкины песни про девочкино в шестнадцать-восемнадцать или в двадцать три. Здесь наивное искусство начала века – простые линии, яркие краски. Здесь вечный трепет. И на толпу Мара летит каждый раз как на амбразуру, а толпа – такие же вчерашние школьницы. Я был неправ: это убедительно.

К счастью, я не служу в модном журнале – там проще было бы признаться в шизофрении, чем в симпатии к русскому артисту для старшеклассниц; у культуртрегеров из Подмосковья – известно, высочайшие эстетические запросы. К счастью, мне все равно, в курсе ли ее существования Антишанти или Олег Магди. Я всю жизнь хожу не в ногу. И Мара мне симпатична.

***

Разборка на глазах у барменов – моветон. Но артист меня у бара все-таки настиг.

– Такой промоушн. Мы представить себе не могли! – Лидер изысканного бенда «Николай Коперник» трясет смятой программкой: – Что вы сделали для концерта? Где афиши? Где публикации?

Скучная справка: продано двенадцать билетов. Понимаю.

– Вот вчера у вас «Аквариум» играл – вы и на субботу их поставили, и афиши, я видел, напечатали, и пресса была наверняка.

На «Аквариум» были проданы все билеты.

Поначалу я робел от таких атак. Стеснялся настоять, что очевидно: если концерт проваливается, надо переносить из большого зала в малый. Уклончиво отвечал, что афиши печатаем не всегда, и не всегда все зависит от афиш. Я ведь сам приглашал этих артистов, сам отстаивал их перед Игорем («Соберут, не вычеркивай»), сам заглядывал каждый день в выручку кассы и считал – по одному, реже по два – проданные заранее билеты. Мучил Олейникова ежедневным «Что еще мы можем сделать?». Но если ошибся я, приглашая артиста, Олейникову ситуацию не спасти.

В чувство меня привел безвестный немецкий диджей, позвонивший как-то в Берлине и сказавший: «Я присылал тебе свой микс, ты слушал? Как насчет обсудить мое выступление в вашем клубе?» Берлинский воздух придает мне решимости. Я спокойно перечислил ему полдюжины имен, с которыми мне интересно было бы работать. Посетовал, что московская публика не оценила пока его творчество и, возможно даже, не побежит на его сет сломя голову. Но ведь будет, будет у вас трек, что взорвет танцполы, – вот тогда мы с большим удовольствием вернемся к разговору. Через пять минут получил CMC: «Некрасиво так говорить об известности».

Напор – полезное умение, города берет. Только по этой логике я, промоутер средней руки, каких в мире сотни, должен был бы писать знакомым в Гластонбери: так и быть, готов вас осчастливить сотрудничеством. Представляю себе ухмылку на лице получателя.

Должен же кто-то аккуратно снять с напористого артиста розовые очки. Поневоле приходится, по «Али-Бабе», констатировать: да, понимаешь, одному – кувшин, другому – дворец. Отвратительная процедура. Но вот артист идет в бой, отступать некуда, бармены – работы нет, в зале шаром покати – с интересом нас разглядывают.

– Скажи, пожалуйста, – спрашиваю, – ты правда думаешь, что на «Аквариуме» вчера было семьсот человек только потому, что мы афиши поклеили и день был – суббота? И журналисты, думаешь, пишут о том, что нам нужно, или о том все-таки, что им самим интересно?

Аргументация не работает. Артист со злости ударяет стаканом о барную стойку.

Мама, спасибо, что позволила мне бросить музыкальную школу. Тебе было бы стыдно видеть меня сейчас по другую сторону баррикад.

Самое обидное – группа-то хорошая.

***

Кирилл перезвонил, когда я в почте торговался с Дэвидом Брауном из-за новогодних перелетов Brazaville – практичный Браун смекнул, что с новогодним концертом напал в России на золотую жилу, и теперь пытается превратить перелеты из Барселоны в перелеты из Лос-Анджелеса. Торговля с соплеменниками – выматывающее предприятие.

Но Кирилл звонил уже раза четыре, постоянно в самый неподходящий момент, и просить перезвонить еще и в пятый я не мог. Понятия не имею, кто он такой. Говорит, что представляет в Москве группу Fleur – а вот это точно любопытно. Диск Flёur мне подсунула несколько лет назад путешественница Ксения. Высокие девичьи голоса чирикали про помешательство, суицид, расчлененку – с убийственной в прямом смысле нежностью. Выяснилось, что девушки из Одессы, девушек чуть ли не десять; я прорвался на московский концерт в прокуренном подвальном клубе: испуганные девушки с виолончелями, скрипками, нагромождением клавиш теснились на сцене друг к другу, директор взял мою визитку, обещал перезвонить и так и не ответил ни на одно письмо.