Клуб, которого не было - [45]

Шрифт
Интервал

Я проводил их на ВИП, попутно переводя Олесе: Киеран, что тебе принести? А вы чего бы хотели?

– Спасибо, Грегори, у меня есть имя, Грегори, – колокольчиком отозвалась мама.

Навлика Рамджи – конечно, у меня все ходы записаны – простое имя, любой сразу запомнит. Один мой приятель имел обыкновение в таких случаях переспрашивать: «Я так боюсь показаться невежливым – как правильно читается ваше имя?» Работало безотказно – до момента, пока он не наткнулся на человека по имени Том.

С Four Tet и мамой мы вчера обедали у Наташи в «Думе». Мама расположилась на генеральском диване под книжной полкой, заказала цыпленка табака – цыпленка принесли размером с аэродром. Доедали за мамой мы с артистом: увильнуть возможности не было. А в общем, она мила, эта южноафриканка индийских кровей, родившая детей в Англии.

– У Киерана индийские черты лица, а вот сестра его, в Канаде живет, – ничего общего, европейский тип. Вы с ней не знакомы случайно? Лейлой зовут, она менеджер Junior Boys.

Знала бы моя мама словосочетание Junior Boys. Впрочем – был бы сын моей мамы Киераном Хебденом, наверно, знала бы.

Зал снова открыт. Лазеры скользят по золоченым пальмам, Артем играючи раскачивает толпу перед Йохансоном. Замечаю в толпе Таньку.

– К вам как зайдешь, так не выйдешь потом, – в мирное, время я принял бы это за ловкий комплимент, но сегодня правда твоя: «Кач», Йейе, Four Tet на подходе – успевай встречать и провожать.

Она пришла на «Кача», осталась на Йейе. Подруги порастерялись по клубу: немудрено, Танькину способность жадно проглатывать по нескольку концертов за вечер редко кто выдержит.

– Ну оставайся ночевать, проснешься – как раз Four Tet встанет играть, – довольно смеюсь я.

– А это он там сидит?

– Он. С мамой. Какая прелесть.

– Пойдем познакомлю, они заказ ждут, скучают.

– Ой, нет, я стесняюсь, ты мне лучше автограф возьми. Почему журналистка колхозной наружности, отродясь

не слышавшая ни одного альбома Four Tet, не стеснялась мучить его полчаса, а Танька, наизусть знающая дискографию Domino, жмется к рубке звукорежиссера? А может, я тоже бы жался.

Киеран обводит «For Tanya» на программке пузатым сердечком и вздрагивает от вопля снизу – полки увидели Петра. Йохансон стоит на сцене. Понравиться публике – полдела, уметь нравиться – совсем другое. Йейе с королевской улыбкой держит паузу и ставит ремикс на свою собственную «So Tell the Girls that I am Back in Town». Зал сейчас лопнет от счастья. Юля, возникшая рядом на ВИПе, поднимает тонкую бровь. Я знаю, Юля, запрещенный прием. Но Йохансону можно.

– This is one of his big hits, – перекрикивая Йейе, сообщаю я Four Tet и маме. Они кивают, они никогда не слышали о таком артисте, как не слышали о Жене Федорове, про которого Four Tet вчера только и сказал: «Oh, my!!!» Про Федорова слышали в Хельсинки, про Йохансона – в Москве и Стамбуле. В Лондоне ни того, ни другого, понятно, не знают. Законы, по которым город Москва, город Стамбул или город Стокгольм влюбляются в артиста, неисповедимы. А я просто рад, что все эти важные для меня люди встречаются в Москве, у Курского вокзала.

Киеран рисует на салфетке кружки, квадраты, ноты-восьмушки, связывает их витыми линиями – получается город Динь-Динь из детской книжки. Чем больше говорим – о Caribou, Battles, Нэйтане Фейке, с которыми мы месяцами висим в переговорах, – тем быстрее растет город у Киерана: вот эти люди из его системы координат.

В кармане вибрирует телефон.

– Извини, все в силе на завтра? – спрашивает Илья Тонарм.

Илья, вас, скромников, с Таней надо познакомить, честное слово. Мы уже раз пять друг другу повторили, что все в силе. Илья играет завтра перед Four Tet. Лучшего способа обеспечить Илье полный зал я придумать не мог – а полный зал ему всяко полагается, за эту волшебную томйорковщину, которую он строгает в стол в домашней студии у Сентрал-парка и показывает во время редких наездов из Нью-Йорка в Москву, украдкой, в случайных клубах, куда случайно заглядывают двадцать случайных посетителей. Поэтому я встрял и предложил сыграть у нас перед Four Tet, извините за слово-отрыжку ворм-ап. Все в силе!

Олеся, лавируя в толпе, проносится по ВИПу с сияющим лицом: похоже, Иохансон среди пальм заставил население потрясти кошельками. С чаевыми правила игры известны: сильному все, слабому ничего. Поэтому я не сомневаюсь, кто сегодня королева бала.

– Хотите блинов? Pancakes? – вот и индийским гостям уделили внимание.

Киеран с мамой не поняли: к чему бы официантка про блины? Это все любитель блинов Иохансон – трендсеттер. Я пытаюсь перевести им про роль блинов в самооценке клуба «Икра» и отвлекаюсь, заметив, что Иохансон на сцене собирает кейс с компакт-дисками. Не прошло и полутора часов – караул устал. А договаривались на два.

Никогда не победить в себе диспетчера.

Спускаемся в гримерку здороваться. Счет 1:1 – Иохансон ничего не слышал о Four Tet.

– Это Джей-Джей. А это Киеран. А это мама Киерана.

– Спасибо, Грегори, у меня есть имя, Грегори, – в мамином голосе – металл.

Простите, Навлика Рамджи. Домомучительница!


***

Я про акустику тогда между делом спросил, впроброс. Ну просто потому, что, когда есть две разные программы,


Еще от автора Григорий Гольденцвайг
Послесловие к первому тому Полного собрания комиксов

Послесловие к первому тому полного собрания комиксов Туве Янссон.


Рекомендуем почитать
«И дольше века длится век…»

Николай Афанасьевич Сотников (1900–1978) прожил большую и творчески насыщенную жизнь. Издательский редактор, газетный журналист, редактор и киносценарист киностудии «Леннаучфильм», ответственный секретарь Совета по драматургии Союза писателей России – все эти должности обогатили творческий опыт писателя, расширили диапазон его творческих интересов. В жизни ему посчастливилось знать выдающихся деятелей литературы, искусства и науки, поведать о них современным читателям и зрителям.Данный мемориальный сборник представляет из себя как бы книги в одной книге: это документальные повествования о знаменитом французском шансонье Пьере Дегейтере, о династии дрессировщиков Дуровых, о выдающемся учёном Н.


Алтарь без божества

Животворящей святыней назвал А.С. Пушкин два чувства, столь близкие русскому человеку – «любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам». Отсутствие этих чувств, пренебрежение ими лишает человека самостояния и самосознания. И чтобы не делал он в этом бренном мире, какие бы усилия не прилагал к достижению поставленных целей – без этой любви к истокам своим, все превращается в сизифов труд, является суетой сует, становится, как ни страшно, алтарем без божества.Очерками из современной жизни страны, людей, рассказами о былом – эти мысли пытается своеобразно донести до читателей автор данной книги.


Русская жизнь-цитаты-май-2017

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Письмо писателей России (о русофобии)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Наука и анархия

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Интервью с Уильямом Берроузом

Уильям Берроуз — каким он был и каким себя видел. Король и классик англоязычной альтернативной прозы — о себе, своем творчестве и своей жизни. Что вдохновляло его? Секс, политика, вечная «тень смерти», нависшая над каждым из нас? Или… что-то еще? Какие «мифы о Берроузе» правдивы, какие есть выдумка журналистов, а какие создатель сюрреалистической мифологии XX века сложил о себе сам? И… зачем? Перед вами — книга, в которой на эти и многие другие вопросы отвечает сам Уильям Берроуз — человек, который был способен рассказать о себе много большее, чем его кто-нибудь смел спросить.