Клуб худеющих стерв - [6]

Может быть, отношения их были прохладными потому, что ее сын был мужчиной, а мужчины являли собой для Люси особый подвид homo sapiens, о котором вообще говорить было нечего. Мужчины с их самодовольством, нечистоплотностью, потребительством и инфантилизмом вызывали у нее глухую злобу. Чего стоит одна их смешная и отталкивающая физиология! Вд обавок мужчины, по мнению Люси, не способны чувствовать, не могут испытывать хоть сколько-нибудь сильные чувства к кому-нибудь, кроме самих себя.

Страстно желая, помимо своей воли, секса, Люся ни за что бы не стала им заниматься, даже если кому-нибудь взбрело бы в голову ее упрашивать. Люся так брезгливо относилась к посторонним людям, что представить себе чье-то чужое тело в непосредственной близости от тоже неприятного, но все же своего Люся не могла и в страшном сне. Мастурбация, мастурбация и еще раз мастурбация. Вот как Люся решала свои проблемы.

Люся была страстной киноманкой. Кинозвезды женщины, разумеется голливудские, настоящие, а не наши, недоделанные, были ее близкими подругами, а кинозвезды мужчины – возлюбленными. Хотя их она тоже поругивала. На Люсиных глазах Николь Кидман из трогательного рыжего подростка превратилась в искусственное перекроенное страшилище, утратившее к тому же на почве анорексии способность к деторождению. (Кстати, Николь Кидман – последняя кинозвезда с тонкими губами, после нее в Голливуд принимали только девиц с огромными вафлями.) А ее любимая Анжелина Джо ли, главная звезда следующего поколения, из ранимой и дерзкой дебютантки превратилась в матерую стерву. Именно с этой актрисой Люся в глубине души идентифицировала себя, ей казалось, что ее собственная харизма и харизма Анжелины имеют одинаковую природу. Хотя никто, знавший Люсю теперь, не смог бы себе такого представить. В свое время у Люси была лучшая фигура на ее курсе в консерватории, но после семнадцати лет лежания на диване она не носила ничего, кроме черных бархатных концертных мешков, покроем напоминавших чехол для танка. Вместе с американцем Эмерсоном – Люся и книги почитывала тоже, но не так страстно, как смотрела кино, – она считала, что мудрому человеку не нужно странствовать, он познает мир, не выходя из дома.

К сожалению, всякое наслаждение неизбежно влечет нежелательные последствия. Люсин избыточный вес был плодом ее наслаждения едой. Люся не была невротичкой, машиной по переработке в дерьмо фаст-фуда или еще чего попало, отнюдь. Люся была истинной гурманкой и тратила на изысканную вкусную еду практически все свои средства. С каждым новым блюдом, которые она, обладая недюжинными кулинарными способностями, весьма успешно готовила, Люся переживала все этапы любовных отношений. От особого первого взгляда в кулинарную книгу и следующей за ни м романтической заинтересованности до нестерпимого вожделения с легкими нарушениями дыхания и сердечного ритма за мгновение перед соитием, то есть перед дегустацией нового лакомства.

Хотя Люся была профессиональным музыкантом, она уже давным-давно не любила музыку. Она слушала ее только по рабочей необходимости, когда избежать этого было невозможно. Чаще всего это случалось, когда их тупице руководителю приспичивало разучивать с оркестром новые произведения. И хотя партии для арфы встречаются в музыкальных произведениях не часто, Люся все равно обязана была присутствовать на большинстве репетиций и слушать, как ее бездарные коллеги мучают свои дешевые инструменты.

Однако магниты вне дома у Люси все-таки были. Главный магнит – супермаркет для богатых, в котором продавались разные экзотические продукты. К счастью, он работал круглосуточно, и Люся делала вылазки в него глубокой ночью, когда покупателей не было. Ухоженных и высокомерных богатых Люся ненавидела так же сильно, как вульгарных, пахнущих потом бедных. Супермаркет казался ей земным раем, она часами любовалась на стройные ряды коробочек и баночек, расставленных по полкам и холодильникам, обнюхивала каждую упаковку и, бывало, находила какое-нибудь месяцами не востребованное другими покупателями сокровище в виде уникального соуса или необычного полуфабриката, которые затем превращала в чудеса кулинарии. Пробовать их примерно раз в месяц приходили малоежка Юля и их общие подруги, члены клуба худелиц, которых Люся, сама не зная почему, терпела.

В сущности, Люсин мир, состоявший из всяческих фуа-гра, Анжелины Джоли со товарищи, игры на арфе за небольшие деньги, а также дивана, книг и мастурбации, был не так уж плох, клаустрофобичен, но для Люси вполне уютен. В этом мире можно было жить, не заботяс ь о том, сорок тебе, пятьдесят или семьдесят, сколько ты весишь и есть ли у тебя морщины. Разве что место Анжелины заняла бы со временем новая старлетка. Например, Скарлетт Йоханссон. К слову сказать, совершенная уродина.

Люся была осмысленно согласна прожить оставшуюся жизнь так же, как жила последние годы, и не оставить после себя ненавидимому ею человечеству никаких позитивных свидетельств своего существования.

Но однажды, вместе с ежеутренней порцией адреналина, Люсю посетила тревожная, навсегда погубившая ее покой мысль. На что она будет жить, когда сын окончит институт и бывший муж перестанет платить алименты? На что она будет покупать хамон, пармиджано реджано и другие свои излюбленные лакомства, которые дорожали год от года? А диски, а книги? Ей срочно был нужен новый стабильный источник дохода. Люся не грезила миллионами, так… две-три тысячи долларов в месяц… Именно от этих мыслей она и проснулась сегодня снова так рано.