Клуб голливудских девчонок - [81]

— Меня никто не понимал, когда я говорила, что ты очень мил со мной по телефону, — сказала Селеста.

— А я далеко не ко всем так отношусь, — заметил он, откидываясь на спинку стула.

— Не могу представить тебя в дурном расположении духа.

— Не в дурном, мне это несвойственно. Я могу быть жестким. Без этого невозможно добиться успеха в бизнесе.

— Но со мной…

— А с тобой мне это не нужно. — Он взглянул ей в глаза. — И потом, я знаю, что ты тоже далеко не плюшевая.

Постепенно между ними установилось полное взаимопонимание. Они никогда не выпускали свои «шипы и колючки», а наоборот — старались быть друг к другу как можно мягче, внимательнее, заботливее. Здесь, на острове, совсем не обязательно было быть сильными личностями — они были самими собой.

С пляжа Селеста направилась в спальню. Он лежал на шикарных белых простынях плотностью в три тысячи нитей, и хотя его седые волосы были взъерошены, выглядел он прекрасно — просто совершенство во всех отношениях. Как ни крути, но впервые в жизни — оторвавшись на время от звездного круга, эксклюзивных вечеринок и клубов, — она чувствовала себя счастливой и пребывала в гармонии с собой.

Казалось, с ее глаз спала пелена, которая закрывала от нее суть жизни, и мир вокруг предстал совсем иным. Ясность, покой и безмятежность. Она ощущала все это каждой клеточкой своего организма в течение последних шести дней рядом с ним.

Селеста прилегла на постель, наблюдая за тем, как медленно открываются его голубые глаза, словно вбирая в себя ее и весь окружающий мир. Он протянул руки, притянул ее к себе и молча поцеловал в глаза, в губы, в шею. Она ощутила радость и тепло — зарождаясь внутри, оно быстро охватило все ее тело. Его опытные губы ласкали ее грудь, а руки срывали саронг, который она надела для прогулки по пляжу. Они уже знали друг про друга все-все. Она — про шрам у него на пояснице, когда подростком он сел за руль в нетрезвом состоянии. Он — про рубец на ее левой ягодице, когда в девять лет она напоролась на кусок стекла.

Он ласкал языком ее рот, а его пальцы массировали ее промежность. Потом он коленом раздвинул ее ноги. Она трепетала, готовая отдаться ему. Желая его. Жаждая, чтобы он ее взял, овладел ею и сделал своей. Он входил в нее, пристально глядя ей прямо в глаза, а затем их тела задвигались в ритме волн, шумящих за открытой дверью. Темп все нарастал, и вот наконец их поглотил прибой.

Селеста посмотрела на часы. Он был в ванной уже целую вечность. Ему нравилось подолгу стоять под горячим душем. Пожалуй, это была единственная слабость, которую он ежедневно позволял себе. А вообще он отличался исключительной самодисциплиной и был трудоголиком, что делало тем более ценными эти шесть дней, проведенные на острове. Еще в самолете оба отключили свои телефоны. Ни компьютеров, ни телевизоров, ни радио — это было блаженство. Если бы весь мир полетел в тартарары, они бы так и не узнали об этом.

Но сегодня настала пора возвращаться в лоно цивилизации. Селеста бросила взгляд на сумочку от Шанель, и внезапно ей захотелось узнать, что же она пропустила. Покопавшись в ней, она нашла и открыла мобильник. Сорок три сообщения! Этот номер предназначался только для очень личных звонков, его знали всего десять человек, и обычно по нему звонили лишь пару раз в день. Все деловые вопросы в ее отсутствие решала Джессика. Однако, как убедилась Селеста, просматривая список входящих звонков, на этот раз и сама Джессика набирала ей раз двадцать. Пятнадцать раз до нее пыталась дозвониться Лидия и несколько раз — домработница Матильда. Что происходит? Селесте достаточно было прослушать четыре сообщения из сорока трех, чтобы все стало ясно.

— Что вы делаете, леди? — спросил он шутливым тоном, появляясь из окутанной паром ванной. — Мы же договорились: никаких телефонов.

Селеста подняла руку и улыбнулась в надежде, что он не рассердится, — она пыталась расслышать конец слезной мольбы Мэри-Энн позвонить, после чего захлопнула телефон и бросила его на кровать.

— Нам надо возвращаться.

Он с улыбкой наблюдал, как она мечется по комнате, собирая вещи.

— Мы улетим через четыре часа.

— Сколько сейчас времени?

— Девять утра.

— Нет, дорогой, не здесь, в Лос-Анджелесе. Сколько сейчас времени в Лос-Анджелесе?

— Дай подумать. Здесь — плюс семнадцать часов, значит, там четыре вечера, среда.

Селеста остановилась и немного поразмыслила.

— Поторопись, мы должны лететь немедленно!

Он снова улыбнулся:

— Хорошо, моя прелесть, как пожелаешь. Сейчас вызову пилотов. Мы взлетим через полчаса.

Селеста прекратила бросать в сумку туалетные принадлежности.

— Я люблю тебя. Ты ведь знаешь это, верно?

Он опустил телефон и повернулся к ней.

— Да, моя прелесть. И я тоже люблю тебя. — Его ярко-голубые глаза ослепительно блеснули на утреннем солнце.

Селеста бросилась в ванную.

— Эй, — крикнула она, становясь под горячий душ, — а какая скорость у твоего самолета?!

32. Лидия Олбрайт в кедах

До сверхсекретного показа «Семи минут после полуночи» оставалось менее часа, а Лидия еще не видела ни Займара, ни фильма. Режиссер и мастер-копия находились в надежном месте, в номере «Лучшего западного отеля», всего в трех кварталах от штаб-квартиры Арнольда Мэрфи. Так сказать, «спрятаны на виду» два дня назад стараниями группы прикрытия в лице Мэри-Энн.