Клознеры - [3]

За исключением эпизода с Эстелль, вечер прошел приятно. Мира угощала нас картофельной соломкой и солеными крендельками, нарезанным кубиками сыром и целым блюдом крохотных кусочков сельди, а под конец принесла огромный поднос с пирожками.

— Домашние! — провозгласила она.

Пирожки были — объедение! Мира пообещала дать Эстелль рецепт.

Герман и Мира поразили меня широтой своих интересов и тем искусством, с которым они управляли беседой. И пусть беседа не была блестящей, уровень ее был выше общепринятого в нашем пригороде. Мы обсудили воздействие технического прогресса на современное искусство. Мы посмеялись над тем, что театры преподносят нудизм как некое новшество. Мы спорили об «Уловке 22»[Роман американского писателя Джозефа Хеллера о второй мировой войне.].

Вскоре выяснилось, кто по профессии гости и хозяин дома. Мистер и миссис Антониус оказались агентами по продаже недвижимости, мисс Гордон — учительницей в старших классах, доктор Ливитт работал в администрации штата (правда, я не понял, в качестве кого), а у Германа Клознера была фабрика плащей в Куинсе[Район Нью-Йорка.]. У одного меня оказалась экзотическая профессия — я заключал торговые сделки за границей для фирмы ножевых изделий. Герман тут же мною заинтересовался. Стал задавать умные вопросы о моей работе и не скрывая завидовал моим частым поездкам в Европу.

Во время позднего ужина (совсем не такого, как представляла себе Эстелль, — только красная рыба, бублики, сливочный сыр и приторный торт) разговор зашел о нашем коммунальном бассейне. Относительно него у Германа были определенные предложения.

— Ради чего мы все переехали в пригород? Главным образом ради наших детей. Так ведь? Бассейн прекрасный, но как там все организовано? Да, новичков обучают. Но стоит им сдать зачет, и они уже предоставлены сами себе. Нужно организовать классы и разделить всех не только по возрасту, но и по мастерству, чтобы те, кто плавает «по-собачьи», постепенно доросли до баттерфляя. И тренеры тогда перестанут слоняться без дела и демонстрировать девочкам свои мускулы. Разумеется, им придется платить больше, но для каждого из нас расход будет невелик.

— А почему платить должны все? — спросил я. — Почему не только те, кто хочет заниматься в этих классах? Я, например, доволен и своими занятиями в бассейне, и тем, как я плаваю.

— Это нужно для детей, — ответил Герман. — Таким образом мы возрождаем дух соревнования.

Заметив мой недоуменный взгляд, он спросил:

— Вы не согласны? У вас собственное мнение? Приведу пример. В летних лагерях для детей, как известно, ребята могут заниматься верховой ездой, но за дополнительную плату. Что же получается? Те, кто не берет уроков верховой езды, попадают как бы в низшую категорию. А если б эти уроки были необязательны, ну, как стрельба из лука или хор — кто хочет, тот занимается, кто не хочет — нет, тогда исчезло бы социальное различие, осталась бы только личная заинтересованность.

Я кивнул. Довод убедительный. Я обещал поддержать Германа на следующем заседании комитета по плаванию (членами которого были все жители нашего поселка).

По дороге домой я заметил, что Эстелль на редкость молчалива. Дома она повесила жакет на стул, а потом снова взяла его и при свете настольной лампы стала критически разглядывать.

— В чем дело, дорогая? — спросил я. — Поставила пятно?

— Нет, — пробормотала она. — Но, по-моему, меня надули. Терпеть не могу, когда из меня делают дурочку. Видишь?

Она показала мне место, где распоролись стежки.

— Это Мира заметила и показала мне, когда я помогала ей убирать со стола. Самый настоящий брак. — Она топнула ногой. — Хочется реветь! Платишь столько денег, а потом оказывается, что то же самое можно купить за полцены или даже дешевле! Завтра же утром отнесу его назад!

Я напомнил ей, что завтра воскресенье.

— Значит, в понедельник утром, я им все выскажу. Мира знает в Нью-Йорке магазин, где продаются элегантнейшие товары, такие же, как в «Ла Луис», но не по такой бешеной цене.

Этот жакет Эстелль больше никогда уже не надевала. В понедельник миссис Лохман из «Ла Луис» предложила подправить вышивку там, где она отпоролась, но взять костюм обратно или вернуть часть суммы отказалась. Эстелль была вне себя, и оттого, что ей стыдно было признаться, в чем истинная причина злости, обратила свой гнев на Миру Клознер. После той вечеринки жена избегала ее. Эстелль не послала ей, как принято в подобных случаях, ответное приглашение, несмотря на мои (правда, ненастойчивые) уверения, что она ведет себя как ребенок и что в истории с костюмом виновата она сама, а не Мира.

А ненастойчивыми мои возражения были оттого, что как раз в то время нас преследовали неприятности с Береникой. Береника тогда только начинала созревать и была угловатой, неуклюжей, кожа да кости. Она упивалась долгими телефонными разговорами с подружками и без конца хихикала с мальчиками. Береника наотрез отказывалась, чтобы Эстелль в плохую погоду подвозила ее в школу. Предпочитала идти пешком со своими друзьями: губы синие, сквозь тоненькие чулки (попробуй уговори ее надеть что-нибудь потеплее), просвечивает гусиная кожа. Мы с ней просто измучились.