Клоунада - [2]

— Полагаю, вы мсье Бомон?

Я повернулся. Для семи часов утра незнакомец выглядел довольно ярко.

— Точно, — сказал я. В воздухе пахнуло туалетной водой — лавровишневой. Раньше ее аромата не чувствовалось.

— Я Ледок, — представился незнакомец и склонил голову в легком поклоне. Возможно, он даже прищелкнул каблуками, но поклясться не могу.

Он строго улыбнулся и добавил:

— Добро пожаловать в Париж.

— Благодарю, — ответил я.

Ему было под сорок или чуть больше. Ростом он был от силы сто пятьдесят восемь сантиметров, но выглядел стройным и осанистым. На нем была изящного покроя черная тройка из тонкой шерсти, возможно, даже из кашемира. Из-под жесткого белого воротничка выглядывала черная бабочка — скорее всего шелковая, — а через плоский живот тянулась массивная цепочка от часов — скорее всего золотая. Черные волосы зачесаны назад вдоль слегка продолговатого черепа над парой маленьких заостренных ушек. У него была аккуратная, как и волосы, черная бородка, глазки были маленькие, круглые и тоже черные. В левой руке он держал черные кожаные перчатки. В правой, прижатой к груди, как на параде, был черный котелок. Внешний вид — без малейшего изъяна.

— У вас еще есть багаж? — спросил он, кивком показав на чемодан, который я держал в руке.

— Это все, — ответил я.

Он слегка поднял брови, затем кивнул.

— Bon,[4] — сказал он. — Милое дело — путешествовать налегке. — Это был один из тех комплиментов, которые обычно говорят, чтобы скрыть издевку, правда, без особого старания.

Но меня это не заботило. Мне было безразлично, нравлюсь я ему или нет, равно как и мне самому было вовсе не обязательно испытывать к нему симпатию.

Мимо прошла молодая женщина, постукивая каблуками и поправляя на ходу свои шелковистые русые волосы. Полы ее дорогого пальто развевались в такт ее шагам, обнажая пару изящных лодыжек и пару точеных икр. Несколько секунд Ледок задумчиво и с удовольствием следил за ней, потом снова повернулся ко мне.

— Вы ели?

— Последний раз вчера вечером.

Он снова кивнул.

— Вы мудро поступили, отказавшись от обеда в поезде. Есть в поездах небезопасно, — сказал Ледок уже без всякой издевки. К еде он, судя по всему, относился серьезно. — Через дорогу, метрах в ста отсюда есть вполне приличное кафе. Можем выпить там кофе и съесть по паре круассанов, пока будем говорить о деле.

— Годится, — согласился я.

— Настоятельно рекомендую черничный джем, — сказал Ледок. — Его делают в Эльзасе, пальчики оближете.

Наш столик стоял так, что через большое окно при входе в ресторан мы могли видеть многолюдный бульвар, а с другой его стороны — Северный вокзал, высокий, широкий и мрачный, с кирпичными стенами в потеках и разводах. Среди машин на бульваре попадались большие телеги, запряженные огромными спокойными ломовыми лошадьми, не обращавшими никакого внимания на автомобильные гудки вокруг и багровые лица французов, выглядывавших из окон автомашин сзади. Прохожие на тротуарах тоже ни на что не обращали внимания. Некоторые из них наверняка только что продрали глаза. Другие же так отчаянно спешили, что, казалось, они вообще не ложились спать и не собираются ложиться впредь.

— Мне бы хотелось заказать бекон и яйца, — сказал я Ледоку.

— Ну да, — проговорил он. Несколько печально, как будто я не оправдал его надежд. Но он быстро оправился и махнул официанту. Медленно и четко, как учитель, читающий лекцию нерадивому школяру, и сопровождая свою речь соответствующими жестами, он отдал официанту распоряжения на французском, которые показались мне чересчур обстоятельными. Я разобрал только одно слово — «Americain».[5] Произнеся его, Ледок пожал плечами. Затем пожал плечами официант. Мне тоже захотелось последовать их примеру, но я сдержался.

Ледок прервал лекцию и обратился ко мне:

— Какие яйца предпочитаете?

— Жареные, — ответил я. — На масле, если оно у них есть.

На его лице мелькнуло раздражение.

— Понятно, на масле. А желток? Жидкий или твердый?

— Лучше жидкий.

Он опять повернулся к официанту и с полчаса объяснял ему, как надо жарить яйца. Следует отдать должное официанту — он держался стойко. Вздохнул всего лишь два раза. Наконец Ледок закончил и резко кивнул. Официант ушел, вытирая руки о белый фартук. Несмотря на мои ожидания, он почти ни разу не закатил глаза. Возможно, решил добраться до кухни, а уж там отвести душу.

Ледок повернулся ко мне и сказал:

— Раньше бывали во Франции?

— Несколько лет назад, — ответил я.

— А, — заметил Ледок, — во время войны.

— Да.

Ледок печально покачал головой.

— Ужасная штука война. И долго пробыли в Париже?

— Несколько дней.

— Жаль. Значит, ничего не видели.

— У меня тогда голова была занята другим. Давайте лучше поговорим о пистолете.

— Ну что ж. — Он откинулся назад и поправил манжеты. — Пистолет. Как я понял, это был «браунинг» двадцать пятого калибра.

— «Крошка-браунинг».

Он еще раз пожал плечами, показывая, что ему это все равно. Если даже пистолет так и назывался, какая разница. Я спросил:

— Пистолет точно принадлежал Форсайту?

— Совершенно точно. Редкая конструкция. С серебряными пластинами на рукоятке из слоновой кости. На торце выгравировано имя мсье Форсайта.