Клоун Шалимар - [147]

На самом деле Макс Офалс и в дальнейшем, возможно памятуя о собственном давнем предательстве, воздерживался от критики бывшей жены. Несколько раз он с грустью говорил о беспощадных ударах судьбы и о мучительной агонии, которую переживает в общем-то порядочный человек, когда выбирает в жизни неверную дорогу.

— Ведь даже реку можно заставить изменить свой путь: либо в один миг — с помощью динамита, либо это происходит постепенно, под влиянием эрозии почвы.

Вероятно, произнося такие речи, он имел в виду Маргарет, а может быть, и себя самого. Скрытность была свойственна им обоим, оба были гражданами невидимого мира, обоим было что скрывать. Макс, во всяком случае, в потаенном мире был своим человеком; он без колебаний спускался вместе с Индией в самое пекло ее ада и долгие месяцы оставался рядом, пока темные силы не отпустили ее и не позволили вывести к свету, пока швейцарские врачи не решили, что ей можно вернуться в мир земной, где течет обычная, нормальная жизнь. Тогда он приехал за ней на новом «бентли», с новым шофером, посадил рядом с собою на заднее сиденье, прижал ее к сердцу, словно она была драгоценным свитком с десятью заповедями, и увез с Горы — если и не сразу в нормальную жизнь, то все же в свой лос-анджелесский дом.

Резиденция бывшего посла на Малхолланд-драйв, выстроенная по образцу старинной испанской миссии, была обширной — с конюшнями, теннисным кортом, бассейном, помещением для обслуги и коттеджем для гостей с белеными стенами, пузатыми, похожими на бочки крышами и звонницей.

Эта звонница, сразу напомнившая Индии хичкоковский фильм «Головокружение», придавала всей конструкции неуместно монастырский вид. Ей вспомнилась героиня этого фильма, которая в финале падала с такой же башни в миссии Иоанна Крестителя; она вздрогнула и наотрез отказалась от предложения отца подняться туда, чтобы послушать музыку колоколов. После приезда Индия некоторое время вообще не выходила из дома, предпочитала проводить время сидя в кресле в каком-нибудь укромном уголке и привыкала к мысли, что ей больше ничто не угрожает. Ей было важно чувствовать пол под ногами и крышу над головой. Каменные плиты приятно холодили босые ступни, цветные витражи в окнах гостиной каждый день дарили ей радужный свет… Ким Новак в «Головокружении» играла Джуди — женщину, нанятую для того, чтобы она выдавала себя за жену героя, которую тот убил. Случались дни, когда Индия и сама ощущала себя самозванкой, привезенной, чтобы играть роль его умершей дочери.

Строгий кабинет Макса разительно отличался от других помещений залитого светом и полного ярких красок дома. Отделанная деревом, с громоздкими европейскими диванами, столами красного дерева и рядами книжных полок, на которых стояли тома, отпечатанные давным-давно в типографии «Искусство и приключения», эта комната была точной репликой другой, уже не существующей, — слепком с отцовской библиотеки в страсбургском особняке, — это была не столько комната, сколько мемориал. Макс не позволил себе откровенную сентиментальность — не стал вешать на стены портреты родителей, сама комната являла собой их портрет.

В этой комнате Макс проводил за чтением и воспоминаниями большую часть времени, предоставив огромный пустой дом в полное распоряжение Индии. Однажды, осматривая гардеробные в коттедже для гостей, она наткнулась на шляпную коробку с коротко подстриженным блондинистым париком и в ужасе отпрянула от него, словно ей прочли смертный приговор. Своей ленивой грацией Макс чем-то напоминал актера Джеймса Стюарта, и в какие-то моменты, когда на его лицо определенным образом падала тень, ей становилось страшно. Максу пришлось напомнить ей, что по фильму Стюарт оказался не убийцей, а честным парнем. В те дни она еще не до конца пришла в себя; нет, она не кололась, но была очень пугливой, и Макс ее не торопил. Это отнюдь не означало, что он над ней трясся. Да, он был по-своему добр, всегда был готов прийти на помощь и не требовал от нее благодарности за то, что почитал своим долгом, — но и не нежничал. Когда она заявилась к нему с париком и своими страхами по поводу Ким Новак из «Головокружения», он выдал ей по полной программе и закончил свою красноречивую отповедь словами: «Сделай одолжение, не воображай себя героиней фильма. Ущипни себя или ударь по щеке, если тебе что померещится, но осознай, в конце концов, что ты — настоящая и жизнь вокруг тебя — настоящая, а не киношная».

Потом наступил спокойный период полного довольства жизнью, и она сама была приятно удивлена своими достижениями в спорте и тягой к знаниям. Ее интересовали история, мемуаристика, но особенно документальное кино. После окончания школы она одна уехала в Лондон для сбора материалов о тенденциях в английской кинодокументалистике тридцатых — сороковых годов и, хотя об этом она никому не сказала, с намерением провести некое частное расследование.

Несколько месяцев в Лондоне она прожила в довольно темной, но просторной, с высокими потолками комнате в студенческом квартале возле Корам-Филдс и никаких попыток увидеться с Серой Крысой не предпринимала. Она так и не побывала в южной части города, на Белгрейв-стрит, зато предприняла поездку в его северную часть, в Колиндейлскую библиотеку периодических изданий, где получила чрезвычайно скупую информацию о событиях, связанных с ее появлением на свет.