Клодина уходит... - [45]

Она с многозначительным видом подымает палец:

– Тсс! Этим я обязана Случаю, его величеству Случаю, Случаю с прописной буквы, Анни, он всегда помогает мне, а может, и распоряжается мной. Сперва он привёл меня в магазин «Лувр», это один из его храмов, а затем к колоннаде «Театр Франсе», неподалёку от которой находится лавка известного оружейника, где маленькая худенькая женщина с горящими голубыми глазами покупала…

– Ах, вот оно что…

Значит, она тоже испугалась. Она решила… Это очень мило, но немного наивно. Я улыбаюсь про себя.

– Как, неужели вы подумали… Нет, нет, Клодина, не бойтесь! Из-за какого-то пустяка…

– …не стоит начинать войну… Впрочем, вы ошибаетесь, наоборот, чаще всего всё начинается из-за пустяка…

Она посмеивается надо мной, но сердце моё переполняет благодарность к ней, и не из-за её несколько романтического страха за мою жизнь, а потому, что в ней, в ней одной встретила я сострадание, преданность и пусть даже недолгую нежность, всё то, в чём мне отказала жизнь… Говорит она со мной строго, а смотрит ласково. Насмешка её плохо скрывает смущение. Она не знает, какое лекарство мне следует прописать. Мой маленький несведущий лекарь, мой умный и суеверный врач, неопытный костоправ, моя ворожея… Я чувствую всё это, но ничего не стану ей говорить. Мне уже поздно менять привычки…

– А ведь в этом доме совсем недурно, – констатирует Клодина, оглядываясь по сторонам. – Эта маленькая гостиная даже очень мила.

– Вы так считаете? И спальня тоже, взгляните. Здесь не чувствуешь себя в гостинице.

– Действительно, нет, скорей это очень милый… как бы вам сказать, простите за выражение… дом свиданий.

– Да? Я в таких домах никогда не бывала.

– И я тоже, Анни, – смеётся она. – Но мне о них рассказывали.

Это открытие заставляет меня призадуматься: «Дом свиданий…» Какая ирония судьбы, ведь я никого не жду.

– Выпейте чаю, Клодина.

– Ух, какой он крепкий! Положите хотя бы побольше сахара… Ах, вот и Тоби! Чудесный Тоби, мой чёрный ангел, квадратная лягушечка, настоящий мыслитель, сосиска на лапках, пёсик с мордочкой сентиментального убийцы, дорогой мой, сокровище моё!..

Теперь она стала прежней Клодиной, она опустилась на четвереньки на ковёр, шляпа её упала, она крепко целует Тоби, а он, готовый вонзить в любого свои крепкие зубы, околдованный ею, позволяет ей себя тискать…

– Как поживает Фаншетта?

– Хорошо, благодарю. Представьте себе, она родила ещё троих! В общей сложности в этом году это уже девять. Я напишу господину Пио… К тому же котята совершенно неинтересные, сероватые, беспородные, сыновья какого-нибудь угольщика или белильщика… Но что поделаешь, это идёт ей на пользу.

Она, как маленькая девочка, держит чашку обеими руками. Точно так одно мгновение, всего лишь одно мгновение она держала в саду Маркграфини мою послушно запрокинутую голову…

– Клодина!

– Что?

Но я уже овладела собой и предпочитаю промолчать:

– Нет, ничего…

– Что «ничего», Анни?

– Ничего… нового. Если хотите меня о чём-то спросить, спрашивайте.

Её глаза лукавой школьницы меняются, теперь на меня смотрят проницательные и суровые глаза взрослой женщины.

– Значит, я могу? Могу задать вам любой вопрос?.. Ладно? Ваш муж вернулся?

Я сижу рядом с ней и, как в исповедальне, опускаю глаза на свои чинно сложенные ладони.

– Нет.

– Он скоро вернётся?

– Через четыре дня.

– Что же вы решили?

Я тихо признаюсь:

– Ничего, ничего!

– Тогда объясните, что означает весь этот кавардак?

Она подбородком указывает на дорожный сундук, раскиданную в беспорядке одежду, коробки… Я смущаюсь.

– Так, всякие пустяки на осень.

– Вот как?

Она недоверчиво смотрит на меня… Я не выдерживаю. Пусть она осуждает меня, но пусть не думает, что я решилась на какой-то недостойный побег, на какое-то смешное похищение… И я начинаю быстро-быстро говорить, говорю ужасно бессвязно:

– Понимаете… Марта сказала мне, что Ален и Валентина Шесне…

– Ах, негодяйка!

– Так вот, я приехала в Париж, и я… почти разломала бюро Алена, я нашла письма.

– Чудесно!

Глаза Клодины сверкают, она нервно комкает платок.

Почувствовав её одобрение, я уже говорю не останавливаясь…

– …я всё оставила валяться на полу, и письма, и бумаги, всё… Он найдёт их там, он узнает, что это я… Только больше я не хочу, не хочу, понимаете, я не настолько люблю его, чтоб по-прежнему оставаться с ним, я хочу уехать, уехать…

Слёзы душат меня, я тороплюсь, поднимаю голову, чтобы набрать воздуха. Клодина нежно целует мои руки и спрашивает очень тихо:

– Значит… вы хотите развестись?

Я тупо смотрю на неё:

– Развестись… но зачем?

– Как это, зачем? Нет, она неповторима! Послушайте, ведь вы не хотите больше жить с ним?

– Конечно, нет. А разве для этого необходим развод?

– Ну а как же! Но это самый верный способ, хотя и не самый быстрый. Какой вы ещё ребёнок!

Мне не до смеха, я всё больше и больше пугаюсь.

– Поймите же, мне не хотелось бы снова его увидеть! Я же боюсь.

– Сказано очень чётко. Чего вы боитесь?

– Его… что он уведёт меня… что он станет со мной говорить, боюсь увидеть его… Он может быть очень злым…

Я вся дрожу.

– Бедная девочка! – не глядя на меня, еле слышно шепчет Клодина.

Она глубоко над чем-то задумалась.