Клочок земли - [34]

— Эй! — заорал он. — Ты что, считаешь, что я здесь для того, чтобы готовить для тебя этот вонючий восстановитель волос?

— Говорят, помогает. Я даже читал в газете, что у одного парня из Данедина от лука снова выросли волосы.

— Ну и чисти его сам.

Фил взял тарелку и высыпал лук на сковородку, где уже жарились почки. Ухара наполнилась восхитительным ароматом.

— Что у нас на сладкое?

— Чернослив. Он в котелке, что у тебя над головой.

Чернослив был все в той же посуде, в которой его когда-то сварил Билл. Он снял его, понюхал и сказал:

— Это уж твоя промашка. В твоем-то возрасте пора бы знать, что такие продукты нельзя оставлять в металлической кастрюле. Они же портятся. Попробуй и скажи, можно ли это есть.

Фил был уверен, что чернослив не испортился. Он взял пальцами пару слив и съел.

— Вот, пожалуйста. Ты что, считаешь, что я должен служить для тебя подопытной свинкой?

— Так чернослив-то варил ты! — засмеялся Билл.

— Ничего подобного! Ты! В тот же вечер, когда и картошку.

— Верно! Я, должно быть, действительно теряю квалификацию, — опять рассмеялся Билл. — Удивительно, чем только была занята у меня башка в тот вечер! Ну а вообще-то как ты себя чувствуешь?

— Все в порядке. Садись, еда готова.

6

В тот день, когда они заканчивали работу, погода стояла мрачная и очень холодная. Равнины затянуло тучами; ветер нес с гор колючие мелкие камешки. Они растянули последний моток проволоки и прикрепили ее к столбам; к трем часам дня все было кончено. Билл, как всегда, тщательно осмотрел сделанное, а Фил собрал и проверил инструменты.

По дороге к дому Билл предложил взглянуть на угловую стойку у реки, поставленную Филом на второй день работы.

Ветер дул по узкому ущелью порывами, сгибая деревья, вода казалась ледяной. Столб дюймов на тридцать погрузился в реку. Билл потрогал проволоку и сказал, что нужно поставить дополнительную стойку.

Фил взглянул на воду и поежился от холода. Затем он вспомнил, с какой гордостью его друг относится к своей работе.

— Нужно так нужно, — согласился он. — Молодежь должна приносить жертвы.

Он разделся донага, взял инструмент, проволоку, подпорку, кувалду и полез в реку. Закреплять проволоку под водой было трудно, но еще труднее оказалось забивать подпорку молотом.

Билл сидел на берегу и посмеивался.

— Ты подожди, не выходи, — предложил он. — Могут подойти Эрни со своей хозяйкой и ребятами. Ну и видик же у тебя!

Фил заподозрил подвох. Он не сомневался, что нет никакой необходимости ставить подпорку, потому что они всегда надежно укрепляли прокладками стойки изгороди, расположенные по дну оврагов.

— Над чем ты смеешься, старый греховодник?

Билл схватился за бока и хохотал так, что на глазах у него выступили слезы.

— Ты помнишь, как, едва приехав, принялся устанавливать тут свои законы, собирался жаловаться в профсоюз, грозил устроить скандал? А я старался растолковать, в каких случаях люди вроде тебя должны быть довольны тем, что есть. Я привел в пример женщину: чем больше ей хочется сказать «да», тем сильнее она отбивается. Ты не согласился со мной. Куда там! Уж тебя-то никто не заставит раздеться, если ты сам не захочешь. Ну а сейчас… Да ты только взгляни на себя!

Билл от хохота раскачивался из стороны в сторону до тех пор, пока у него не вывалилась искусственная челюсть.

Фил вышел на берег и несколько раз подпрыгнул, стряхивая воду с застывших ног.

— Ты прав, старина. Твоя взяла!

Они отправились на ферму получить окончательный расчет и попрощаться с семьей хозяина. Эрни достал бутылку виски, и они провели пару приятных часов в гостиной перед камином. Билл не переставая болтал о «двух красотках — дочерях Фила» и столько наговорил о них, что Эрни с трудом удалось отправить своих мальчишек спать.

Вернувшись в ухару, Фил пристроился на ящике у очага написать семье, что перед возвращением в город проведет несколько дней у Билла, в его бунгало у Тасманова залива. В хижину проникал студеный ветер, и Фил, придерживая блокнот на коленях, пододвинул ящик поближе к огню.

Он обвел хижину взглядом. Спору нет, здесь, на этом тюфяке из папоротника, он спал лучше, чем дома на матраце из растительного пуха. А может, все дело в том, что он теперь сильнее уставал, работая от зари до зари в горах, на ветру? Сколько времени потребуется ему, подумал он, чтобы снова привыкнуть к своей семье, и как ему будет не хватать замечаний Билла, вроде: «Что-то чай сегодня не того… Ты, наверное, слишком долго кипятил воду…» Никогда еще за всю свою жизнь он не чувствовал себя так хорошо и независимо.

Билл дремал на койке, натянув до подбородка несколько одеял, поверх которых лежало еще и стеганое, из грубого холста. Фил было решил, что он уже спит, но Билл, не открывая глаз, вдруг заметил:

— По-моему, ты горишь.

Фил вскочил. Край полы его пиджака сгорел, а уцелевшая часть начала тлеть. Он стащил с себя пиджак и затоптал, потом ощупал фуфайку, не горит ли и она.

Лицо Билла расплылось в широкой улыбке.

— Худа без добра не бывает, — заметил он.

— Чего тут доброго, если я остался без почти нового пиджака?

— Меньше вещей придется укладывать утром!

Билл сел.

— Ну а как насчет чайку или какао? Запах горелого пиджака щекочет мне горло.