Клипер «Орион» - [28]

Первое, что бросилось им в глаза и заставило быстрей забиться сердце, это человек на перевернутой шлюпке. Он лежал поперек киля, безжизненно свесив голову, руки его и ноги находились в воде. С каждым движением шлюпки на волне он то немного сползал головой вперед, то опять подавался назад. Совсем недалеко от шлюпки плавало весло. Фелимор подтянул его багром.

Ракета погасла.

До второй шлюпки было футов сто. Они выпустили еще три ракеты, пока добрались до нее, по пути подобрав еще одно весло.

Матроса с большим трудом сняли с киля шлюпки. Неожиданно он мертвой хваткой уцепился за леер, протянутый вдоль наружной стороны борта и местами прихваченный к нему скобками, чтобы очутившемуся за бортом было за что ухватиться и легче забраться в шлюпку. Никитину пришлось раздеться и, спустившись в воду, перерезать леер, а затем заплыть на другую сторону и, поддерживая голову матроса, помочь Фелимору перетащить его в свою шлюпку.

При свете ракет Фелимор, стоя на банке, пытался увидеть еще кого-либо из спасшихся при взрыве. Но среди обломков дерева, плавающей ветоши, масляных пятен, переливающихся зловещими цветами, не было никого.

Матрос окоченел и, видимо, был сильно контужен. Ему влили в рот виски, и тут он сделал первые осмысленные движения, ухватившись за флягу и не выпуская ее из рук. Флягу пришлось отнять.

— Это ты, Арт? — спросил матрос, еле ворочая языком. — Где это мы так с тобой нализались?

Его раздели. Крепко растерли и одели в мокрую выжатую одежду, дали еще выпить и оставили, посадив спиной к борту, а сами взялись за весла.

Скрипели уключины. Тяжелая шлюпка, рассчитанная на шесть гребцов, еле двигалась к югу, слегка подгоняемая слабым северо-западным ветром.

Гребцы молчали, экономя силы.

В голове матроса, раскалывающейся от боли, медленно восстанавливалась картина катастрофы. Они со вторым офицером лейтенантом Кэртоном заступили на вахту. Арт принял руль, а он, по обыкновению, вышел на крыло мостика, чтобы проверить, не горят ли ходовые огни. Да, они ходили без огней, чтобы не выдать себя немцам. Он перевесился через поручни, и тут его швырнуло за борт. Описав дугу, он врезался в упругую, как резина, воду. По крайней мере, так ему показалось.

— Ну как себя чувствуешь? — спросил Фелимор.

— Сравнительно неплохо. У меня такое чувство, будто мною выстрелили из пушки и пробили стену. Какая шишка, вы не заметили?

— Нет! Да ты не Гарри Смит?

— Кому же еще быть, сэр? Я и есть старший матрос Гарри Смит, а вы тот самый новичок, что насолил в пудинг адмиралу? Ну конечно, вы и есть. А второй — бродяга Арт? Что, Арт, дружище, жив? Как ты, бродяга, ухитрился выбраться из рубки? Не иначе тоже пробил лбом переборку?

Узнав, что Арта нет в шлюпке, сказал:

— Бедный Арт. Хотел после войны устроиться в зоологический сад, он так любил всяких зверей. Арт был совсем одинок. До войны его жена уехала с Томом Буритоном в Австралию… А куда мы идем?

Старший офицер «Ориона» сказал о взрыве, Гарри Смит заметил с сомнением:

— Вряд ли мы доберемся вовремя на такой галоше. Да и веслами вы двигаете, как ребята в пабе ногами после доброй выпивки. Я бы мог кое-что сделать, если бы из головы вылить свинец. Да и цела ли голова, может, одни осколки остались? Нет, голова на месте, только вроде бы увеличилась. — Помолчав, спросил:

— Вы, сэр, русский?

— Да, Смит, русский.

— Вас заманили к нам на «Грейхаунд» для приманки, как наживу для тунца.

— Смит!

— Я, лейтенант, уже двадцать лет, как Смит. — Он сильно захмелел, и у него заплетался язык. — Вы нам сразу понравились. И мы про вас все знаем, лейтенант: и знаем, кто живет у цитадели, все знаем…

— Смит, вы бы взяли третье весло.

— Почему не взять.

Раздался храп.

— Пусть спит, — сказал Никитин, — толку от него никакого. Замечаете, как повеяло теплом?

— Мне уже жарко становится.

— И я согрелся. Да у нас с вами ведь шерстяное белье. Шерсть даже мокрая греет.

— У меня егерское белье! — похвастался Фелимор, занося весло. — Элен подарила четыре пары, специально для ночных вахт.

Небо на востоке побледнело. Ветер почти стих, а зыбь стала сильней.

— У меня такое ощущение, что мы все время гребем в гору и не двигаемся с места, — сказал Фелимор, подняв весло и ложась на валик.

— Да, мы устали, — сказал Никитин. — Очень устали. Пора отдохнуть. Все-таки несколько миль осталось позади.

Фелимор спал, едва удерживаясь на банке. Капитан-лейтенант уложил его рядом со Смитом, а сам опять взялся за весла, уже не чувствуя усталости, автоматически занося и опуская весла в воду. Он несколько раз засыпал на несколько секунд и тут же просыпался. Чтобы прогнать сон, он умылся и смочил волосы водой. Голова немного прояснилась, и он греб еще с полчаса, отдохнул минут пять и снова стал мерно работать веслами, удивляясь, откуда у него берутся силы. Не раз приходило в голову оставить, казалось, безнадежную попытку спасти утопающих, если они еще живы, но он прогонял эту недостойную мысль.

Наконец силы совсем оставили единственного гребца, и он остался сидеть, глядя на валы, гладкие во впадинах и подернутые легкой рябью на вершинах. Одолевал сон. Все тело обмякло, веки сами закрывались, и тогда он видел сны, продолжавшиеся несколько секунд, но казалось, что они занимали целые дни.