Клинки против смерти - [17]

Внимание его перешло на жидкий металл… На его черной поверхности, проступавшей между камнями, он угадал искаженные изображения звезд и созвездий, которые можно было бы прямо сейчас видеть над головой, если бы не ослепительный блеск солнца. Благоговейное изумление поглотило его. Он снова перевел взгляд на драгоценные камни. Было что-то невероятно значительное в их сложном взаимоположении, какая-то всеобъемлющая истина проступала в этом нечеловеческом символизме. Более того, в них чудилось внутреннее движение, какая-то ленивая мысль, неживое сознание камня. Так, если зажмурить ночью глаза, видна не тьма, а мельтешение цветных точек. С трепетом, ощущая себя святотатцем, посягающим на мыслящий разум, Фафхрд взял правой рукой алмаз величиной с человеческий череп.

Серый Мышелов вывалился из дверного проема. Ошибки не было. Плотно сложенные камни дрожали. Кровавое пятно было на потолке, словно сам потолок обрушился сверху на святого старца, сокрушив его, или же пол ударило о потолок. Но девочка оставалась… рот ее был открыт в беззвучном крике. Надо бы успеть отвести ее подальше от строения. Но почему, откуда появилось это чувство опасности, теперь грозящей и ему самому. Почему ему кажется, что опасность исходит откуда-то сверху. Споткнувшись на ступеньках, он глянул назад, за плечо. Башня. Башня! Она падала. Падала на него. Падала на него из-за купола. Но ни одной трещины не было на ней. Она не рушилась. Она не падала. Она гнулась.

Фафхрд отдернул руки назад, снова схватил покрытую странными гранями поверхность громадного камня, алмаз оказался столь тяжелым, что северянин едва удержал его. И сразу же поверхность жидкого металла, в которой отражались звезды, возмутилась. По ней побежала рябь, она задрожала. И весь дом тоже вздрогнул. Самоцветы вдруг заметались, словно водяные жуки по поверхности пруда. Кристаллы и орихалковые стержни закрутились, то одним, то другим концом прилипая к самоцветам, словно те были магнитами, а стержни - железными иглами. Вся поверхность жидкости вскипела, задергалась, словно лишившись основной своей части, таинственный разум впал в сумасшествие.

В отчаянии глядя вверх, Мышелов застыл - башня каменной дубиной падала прямо на него. Метнувшись в сторону, он рванулся к девочке, повалил ее на землю и покатился в сторону вместе с ней. Угол башни врезался в землю за его спиной на расстоянии обнаженного меча. Удар сотряс землю, подбросив их на мгновение в воздух. А потом башня дернулась кверху, оставив после себя на земле яму.

Фафхрд с трудом оторвал взгляд от заполненной самоцветами полости. Правая рука его горела. Бриллиант обжигал холодом, немыслимым холодом.

- Клянусь Косом, комната начала менять форму! - воскликнул он.

Потолок стал прогибаться, на нем появился выступ. Северянин шагнул к двери и замер на месте. Дверь закрывалась, будто каменная пасть. Он обернулся и сделал несколько шагов к низкому окошку. Оно захлопнулось перед ним. Он попытался выронить алмаз. Но камень по-прежнему холодом жег ладонь. Резким движением руки северянин отбросил его в сторону. Камень ударился о каменный пол и, сверкая, будто живая звезда, покатился по нему.

Мышелов и крестьянская девочка достигли уже края прогалины. Башня еще дважды обрушивалась возле них, но всякий раз промахивалась на несколько ярдов, словно сумасшедший слепец. Наконец они оказались уже за пределами ее досягаемости. Лежа на боку, Мышелов глядел на каменный дом, что дергался и ворочался будто зверь, на башню, что то и дело складывалась вдвое, оставляя глубокие могильные рытвины. Вот она ударила в груду булыжника и верхушка ее обломилась, но иззубренным краем все продолжала молотить в напрасном гневе, превращая булыжники в щебень. Мышелов подавил неожиданно вспыхнувшее желание вытащить кинжал и поразить себя в самое сердце. Человеку следует умирать, увидев такое.

Фафхрд не обезумел лишь потому, что с каждой минутой опасность подступала к нему со все новых и новых сторон, но только все время твердил про себя: “Я знаю. Я все знаю. Дом живой. Он - зверь, и драгоценности - часть его разума. А теперь он свихнулся. Я знаю. Знаю”. Стены, потолок, пол вздымались, трещали, но движения эти, казалось, не грозили именно ему. Временами грохот становился оглушительным. Он спотыкался о каменные бугры, уклонялся от внезапно возникавших в потолке выступов, не то препятствий, не то ударов. Раздавленный труп святого дергался на полу в странном подобии жизни.

Громадный бриллиант, казалось, видел. Он свирепо наскакивал на Фафхрда, иногда подпрыгивая до головы. Северянин невольно отступал к двери, как к единственной надежде на спасение. Бриллиант конвульсивно подскакивал рядом. Выбрав момент, когда дверь чуть приоткрылась, Фафхрд нырнул в нее и протиснулся наружу. Алмаз следовал за ним. Путь ему преградил труп Раннарша. Он перепрыгнул через него, оступился и покатился вниз по лестнице - она сотрясалась и вокруг плясали иссохшие кости. Теперь тварь умрет, и дом рухнет, конечно, а его самого расплющит в лепешку. Алмаз подпрыгнул, метя ему в голову, промахнулся и, пролетев по воздуху, ударился о стену и взорвался, рассыпавшись облаком сверкающей пыли.