Клинки Керитона - [37]

— Это не сказки!

— А если выясниться что это ложь?

— Не выяснится, ведь это правда.

— Ладно, разберемся. Скажи лучше — что получили от Ткавела греолы?

— Первое, самое простое и предсказуемое — Уино. Много. Сколько захотят. Ткавел вскрыл вену на левой своей руке и вновь наполнил колодец… и воздух и воду, и даже камни им напитал. Всё.

— Зашиби меня Хорбут, — в насмешливом ужасе вытаращил глаза Коввил, — если я хоть что-то понимаю. На кой ляд тогда Ткавел эту кашу с сеперомами заварил? Дал бы всем греолам Уино, сколько захотят и делу конец.

— Ты вообще слушаешь меня, Воздушный? Ткавел отдал им часть Уино, что тёк по его венам.

— Он всемогущ. Думаю, Уино в его венах хватит на десять таких планет как Ганис.

— Кстати, именно тогда-то и начали появляться на Ганисе первые маги, отличные от греолов и кану. Уино «от бога Ткавела» отличалось от обычного, того что давал своим светом Сарос, и разумеется, тут же стали появляться существа способные с ним взаимодействовать. Сперва это были звери, наши пееро самые типичные их представители. Потом появились экриал и роал. — Над трубкой, которую Маан держал в другой руке, волоском поднималась струйка табачного дыма. Сиурт некоторое время в задумчивости смотрел на неё, затем качнул рукой, сизая нить заколыхалась, свиваясь в спираль. — Да много кто ещё, Воздушный. Нас так много, и все мы разные. Может в том и была одна из великих задумок Ткавела?

— Может и так, а может и нет. Он бог, не мы. Ты обо всём этом, откуда знаешь? Не думаю что у Лаара Софегарского такое написано.

— Райза нашептала. Я же говорил: провёл исследования.

— Какая ещё Райза?

Маан поднял на друга удивлённый взгляд и на лице того отразилось запоздалое просветление.

— Кану? Из Верети?

— Она.

— Так бы сразу и сказал. Ещё что греолы от Ткавела получили?

— Он дал им способность изменяться, не теряя при этом индивидуальности. Это не иллюзия, заметь, и не морок. Они могут изменять себя. Полностью. По-настоящему. Они не скрывают свой подлинный облик, как мы это привыкли делать, а придают телу любую из ранее увиденных форм, внутренне оставаясь самими собой. Ещё он дал им возможность общаться с кархами.

Коввил сдвинул брови, озадаченно поводил пальцем по мочке правого — это был привычный для него жест.

— Впечатляет. Не много им?

— Я тоже так думал, пока не узнал, что у Ткавела было ещё одно условие. Великий Первый захотел примирить греолов с их врагами реи-кану. Он призвал мятежного Керномахса и вождя реи-кану — Ридатиара.

— Реи-кану?

— Так называли себя, вставшие на сторону Триждырождённого кану. «Реин» — тьма по кануански.

— Да-да я помню. Почему только их позвали? Ты говорил, что на стороне Триждырождённого воевали и люди и другие сэрдо.

— Я не знаю, почему так было, смею лишь предположить, что Ткавел посчитал реи-кану единственными достойными внимания. Возможно, на людей и сэрдо он наложил другие ограничения, а может их так потрепало в Битве Двух Столетий, что и разговаривать толком было не с кем.

— Как Ткавел собирался примирить их? Ведь эти воины, реи-кану, сэрдо, люди, бились с греолами насмерть. И он ожидал, что в одночасье у них проснётся братская любовь? О чём он думал?

— Он бог. Сказал, что так будет и так стало. Никто не посмел ему возразить. Это лишний раз заставляет меня усомниться в том, что Ткавел, бывает добр без выгоды для себя. Если боги говорят о благе, они имеют в виду только собственное благо и ничего больше.

— Что это, Огненный? Я слышу в твоих речах шипящую злобу. «Да ты бунтарь глашатай смерти, предтеча гибели богов…», — продекламировал Коввил кого-то из классиков.

— «И снова смех в твоих речах я слышу…» — поддержал его поэтический порыв Маан, но тут же перешел к прозе: — Справедливость не есть удел богов, Воздушный. Абсолют и совершенство их идеалы, а они в равновесии. У каждой птицы два крыла, и они направлены в разные стороны. Когда одно указывает на север, другое обязательно смотрит на юг. Как нет птицы, которая сможет лететь на одном крыле, так и нет на Ганисе существа, в котором светлое начало не уживалось бы с тёмным.

— А когда птица сидит? Можешь не отвечать, этот вопрос не к тебе — к вечности. И ответа на него я не получу никогда. И всё-таки, как мне кажется, ты не объективно оцениваешь деяния Великого Бога Ткавела, как ни как, а чтобы спасти греолов он отдал часть Уино питающего его собственное тело. Это ли не акт человеколюбия! А ты оказывается еретик.

— Я не подданный Зарокийской Империи, — рассеянно возразил Маан. — И я не подвластен суду Текантула и буду выражать своё отношения к богам как того пожелаю.

— Прости, — Коввил подался вперёд и в знак извинения похлопал друга по коленке, — что было дальше, рассказывай.

— Дальше всё просто: реи-кану простили, но обозначили территорию, на которой они должны жить.

— Шургэт?

Маан выбил пальцами замысловатую дробь.

— Ну конечно! Эрок и Тэннар очертили границу, которую они не имеют право пересекать. А ещё, видимо, что бы сблизить их с греолами, реи-кану вменялось охранять три криптовых сеперома…

— Что? Таэм'Лессант согласился и на это?

— А что ему оставалось делать? Не думаю, что он долго сопротивлялся, Ткавел пообещал, что будет лично следить за исполнением договора. Тэннар, Эрок и Фора подтвердили, что не позволят реи-кану его нарушить.