Клинки Керитона - [131]

— Кстати, первыми покинувшими Верран феа как раз и были адепты камней Тор-Ахо. С них-то исход тамошних феа в мир и начался. Имейте в виду, — заговорчески зашептал Анготор, скорее в шутку, нежели всерьёз, — любой из встреченных вами феа может оказаться адептом камней Тор-Ахо. Любой. И не только в Хаггоррате.

— Везде враги, значит?

— Можно и так сказать.

— И ваш помощник Гейб Ваграут тоже?

— Нет. Не думаю, что всё так серьёзно. И ещё, — Анготор потряс в воздухе пальчиком, — чуть не забыл — когда-то давным-давно в храме Тор-Ахо хранилась книга Рау'Сала. Подлинник.

«Жизнь полна сюрпризов!»

— Её тоже похитили?

— Скорее всего. Существует, однако, версия что верранские феа тайно вывезли её в Рокоду. Так или иначе, будете в храме — поинтересуйтесь, нет ли её там.

«Он так говорит, будто я уже на полпути к Веррану».

— Кто разрушил храм? — спросил Левиор, вновь обретая надежду. — Насколько я знаю, в Верране очень трепетно относятся к храмам и памятникам древности. Пусть даже они и не соответствуют нынешним взглядам феа на мироздание.

— О чём вы говорите, миропонимание феа не изменилось с начала времён. Они по-прежнему поклоняются Великой Девятке — Первым богам Ткавелу и Сэволии и их детям. Больше всех, чтя при этом своего любимчика Тэннара.

— Многие сэрдо разделяют их любовь к этому справедливейшему из богов. Признаться, не будь я уверен, что мир сотворён Великой Рыбой, я отдал бы свою душу на его попечение.

Левиор был не слишком уверен в том, что вымышленный им брат Дисаро мог произнести подобное, и счёл за благо унять свои теософические фантазии, и сделал это, как ему показалось вовремя. Анготор Рима озадаченно смотрел на него с минуту, после чего сказал:

— Полностью с вами согласен. Надеюсь, своими речами мы не прогневим Великую Рыбу?

От внимания Левиора не укрылся взгляд, что Анготор Рима мельком на него бросил.

— Ихольар милостив к своим детям и не карает их за здравые мысли. Как же получилось, уважаемый Анготор, что вы, обладая такими знаниями, никому всего этого до сих пор не рассказали?

— Кому?! Вот вы спросили — я ответил. Спросит кто-то ещё, отвечу и ему. Так часто бывает, дорогой мой, — то, что интересно одним совершенно безразлично другим. Для меня камни Тор-Ахо не представляют никакого интереса. Я учёный. Человек представляющий науку. Камни и прочие мифические артефакты мне совершенно безразличны.

— Почему? — спросил Левиор, — мне казалось…

— Потому что мы доживаем последние деньки в этом чудном мире, скоро всё изменится и боюсь не к лучшему, — с горечью сказал Анготор. — Запомните его таким, какой он есть сейчас и вы будете счастливы этим воспоминанием ещё долгие-долгие годы, что отмерены вам Великим Первым.

Анготор Рима подался вперёд, протянул руку и накрыл своей ладошкой левую лежащую на столе ладонь Левиора. Старичок продолжал что-то говорить, но с этого момента слова его звучали всё тише и тише, словно растворяясь в тумане. Левиор ничего не слышал. Он видел, как шевелятся губы Анготора, видел блеск его глаз, вот только звуков никаких не было. Мир погрузился в ватную тишину. Словно под воду его опустили.

Длилось это не долго — Анготор убрал руку, и слова его вновь зазвучали. Ожили и все остальные звуки.

— …вы такой интересный собеседник, — выплывая из пустоты слова Анготора, становились громче и отчётливее. — Прошу вас, поедемте со мной. Настоятель аморавитского храма мой старый приятель. Вам будет, о чём поговорить с ним.

— Я не могу, — не понимая, что с ним произошло, отвечал Левиор, — меня ждут в Охоме.

— Понимаю… Ну что ж, мне остаётся только пожелать вам удачи. Об одном прошу — на обратном пути не езжайте по старо-Матиоронскому тракту. Это опасно. Не жалейте времени — вернитесь, и поезжайте в Сур-Дабрил по восточной дороге. Тлафирские пустоши, это полсотни лиг болот и трясин, с редкими пятнами островков. Страшное место. Оно кишмя кишит опасными существами.

«Что это было, Хорбут меня раздери?! — потёр виски Левиор. — Временное помутнение рассудка? Что он мне говорил? Что-то важное? Хорбут меня раздери, я не понял ни слова. Может спросить его? Нет, думаю не стоит этого делать, старичок впечатлительный, может обидеться. Скорее всего, это было одно из пафосных напутствий, которые они так любят произносить в момент расставания».

— Спасибо, градд Рима, я обязательно учту все, что вы мне рассказали.

* * *

— Вот что, дружище Кинк, мне нужно в Верран. Это далеко и может быть очень опасно. Нам придется расстаться. Не беспокойся, в Охоме живёт один мой старый знакомый, ты останешься у него.

— Ага, размечтался. Я еду с тобой. И откуда у тебя знакомый в Охоме, когда ты о его существовании две недели тому назад от меня узнал!

Левиор взял паузу, решая как ему дальше повести разговор, — сразу занять жёсткую позицию, чем пресечь дальнейшие на эту тему разговоры, или попытаться уговорить мальчишку и обойтись малой кровью… «В нашем случае соплями». Мысли и желания его раздваивались, с одной стороны хотелось оградить Кинка он неминуемых неприятностей, с другой у него совсем не было желания с ним расставаться. Он сильно прикипел к мальчишке, оказавшимся «очень уж душевным», бывает иногда такое, что каждая мысль в точку, каждая шутка с полуслова и до слёз, каждое слово в точку как удар стрелы, каждая фраза, словно с языка у тебя сорвана. Всё твоё, родное, будто сто лет уже знакомы… и так расставаться не хочется… А надо!