Клинические лекции по душевным болезням - [99]

В день ареста он успел наклеить 6 воззваний — одно из них на двери Земельного кредита Франции, членом административного совета которого является его мэр, две на городской мэрии, две на Дворце правосудия, еще одно — на здании Палаты депутатов. Прокламации его написаны на листах большого формата, по 6 сантимов за штуку.

Он постоянно протестует против своего, как он говорит, беззаконного помещения в больницу. У него отменная память: он читает по памяти статьи кодексов и тексты своих воззваний.

Выйдя из Ville Evrard в мае 1888, он вскоре за тем в третий раз попадает в больницу — на этот раз Св. Анны. Он заключил пари, что докоснется до своего врага и, действительно, пришел к мэру домой и тронул его рукой — после чего тот, по его словам, трусливо бежал, оставив его одного. Некоторое время спустя он снова вывешивает плакат оскорбительного содержания на дверях посещаемого мэром банка. На судебном разбирательстве он требует, чтобы мэра вызвали в качестве свидетеля: «Я должен сказать ему на людях все, что я про него знаю». Его арестовывают за ночевку в публичном месте и ношение оружия (револьвера). Он и теперь убежден, что является жертвой произвола, что был незаконным образом помещен в больницу и что ему, в качестве возмещения убытков, мэр должен быть выплатить 5800 франков: как раз то, что, по его расчету, ему следовало получить при разделе отцовского имущества. Никакие доводы матери не могут разуверить его, он настаивает на своих притязаниях.

Вот несколько образцов его памфлетистики.

«20 июня 1880 г. я переехал в V…. Как только я здесь появился, я внес свое имя в список избирателей. Человек, носящий имя R…, мэр названной коммуны, кавалер ордена Почетного Легиона (он получил его за участие в разбоях банды Н…, у которой Вильсон с компанией позаимствовал для себя ряд хорошеньких делишек), зачинщик сомнительных афер и вор высшей марки, решил, что поскольку я не являюсь реакционером, то и не достоин принимать участие в голосовании в названной коммуне, лучшим украшением которой он является. Насколько эта грязная личность нагла и высокомерна, настолько же низменно пресмыкалась она передо мной, когда имела бесстыдство придти ко мне, чтобы получить мой голос на выборах:. то, как я голосовал и как против него агитировал, были ему теми оплеухами, которые он заслужил от меня с избытком. Слишком трусливый, чтобы мстить лично, он поручил это своему заместителю, безмозглому крестьянину, полнейшему невежде, чья жена и дочь украсили бы любой дом терпимости… Если мэр, его заместитель, муниципальный совет, судьи посмеют поставить под сомнение любое из этих утверждений, я готов представить неопровержимые доказательства каждого из них. Я кончаю, мои сограждане, вопросом: не заслуживает ли само правительство, поддерживающее эту камарилью, того, чтобы и по нему хорошенечко прошлись метелкой?»

Восьмая лекция. Диагностика. Преследуемые преследователи

Преследуемые преследователи относятся, как мы видели, к группе наследственных девиантов — к той их разновидности, которую называют резонирующей манией. У всех больных этого рода мы находим наследственную отягощенность психическими аномалиями, дисгармонию в интеллектуальной сфере, относящуюся к самому раннему периоду жизни, отсутствие стабильности в моральной сфере и характере. Эта психическая неуравновешенность не исключает возможности высокого развития отдельных умственных способностей: городской служащий и дровосек из последней лекции оба отличаются развитым воображением, богатой памятью и незаурядным даром спорщика. Завзятые формалисты, хитрецы и лгуны, наделенные неистощимым упрямством и активностью, преследуемые преследователи все эти качества: память, воображение, ораторские способности — отдают на потребу патологическим эмоциям, глубоко живущей в них ненависти и жажде мести. Они добиваются исправления «юридических ошибок», хотят пригвоздить к позорному столбу правосудие, отказывающее им в удовлетворении их претензий, добиваются возмещения так называемого ущерба, причиненного их имуществу, чести и репутации.

Если вначале их речи и поступки, ими предпринимаемые, кажутся продиктованными живыми страстями, то по мере того, как они входят в состояние болезненной экзальтации, их притязания на возвращение будто бы потерянных прав и призывы к возмездию утрачивают всякую меру и подчиняют себе все прочие их чувства, мысли и волю — патологический характер их тогда обнаруживает себя полностью.

Очень многословные, пространные в речах, они так и сыплют так называемыми доказательствами, опираются, часто с большим подобием логики, на статьи кодексов, на реально имевшие место факты, к которым, однако, легко присоединяют воображаемые: они могут ввести в заблуждение слушателей, которым бывает трудно отличить у них ложь от правды. Как бы то ни было, и я говорил уже об этом, они не задерживаются в том начальном периоде вызревания бредовых идей, той пассивной бредовой интерпретации, которые свойственны больным с рядовым бредом преследования, но сразу переходят от слов к действию. Мы видели, как они незамедлительно обращаются в суд, возбуждают судебные процессы, добиваются, чтобы им возместили потери, пишут письма, памятные записки, ищут содействия журналистов, стараются привлечь на свою сторону государственных чиновников, сенаторов, депутатов, переходят к составлению деклараций оскорбительного и угрожающего содержания, рассылают почтовые открытки, расклеивают листовки, предпринимают наконец насильственные акты — вплоть до покушений на жизнь своих «противников».