Клинические лекции по душевным болезням - [97]

За три месяца до помещения в больницу Св. Анны он поступает в качестве вспомогательного сотрудника в одно из бюро общественных работ города. На новом месте он вскоре делается мрачен, угрюм, несообщителен, запирается в конторе, что-то в ней ищет, переворачивает все вверх дном, помечает страницы в делах не так, как здесь принято — наконец приходит в сильное возбуждение, угрожает сотрудникам и показывает им ножом для бумаг, что отрежет им головы. Руководство советует ему отдохнуть какое-то время. На следующий день он приходит на службу очень рано, требует разговора с начальником, запирается и отказывается впустить кого-либо, пока не переговорит с шефом. Возбужденность его нарастает — возникает скандальная ситуация, во избежание инцидентов его приглашают на встречу с руководителем, который будто ждет в одном из ресторанов. Он попадает в префектуру полиции, где его освидетельствует Legrain du Saulle. Его направляют в больницу Св. Анны — здесь он пасмурен, подозрителен, отказывается отвечать на вопросы, требует, чтобы его выписали: это место не для него, говорит он. В письме, адресованном директору больницы, он пишет следующее: «Если меня привели сюда неизвестные мне закулисные силы, то именно мне надлежит выяснить, кто они и что из себя представляют: в интересах безопасности, как моей, так и моих близких». В этих жалобах он всякий раз пишет об «отвратительных больных, рядом с которыми он вынужден находиться», хотя его поместили в палату со спокойными соседями. По прошествии нескольких дней он говорит, что молодые сотрудники бюро плохо себя вели по отношению к нему, дразнили его во время работы и называли «прусским офицером». Его переводят в Бисетр, затем в Mazas: «Суд, - пишет он, - решил поддержать репутацию врачей, меня же обесчестить и заткнуть мне глотку. Судьи ловко ушли от обсуждения моего случая».

Выписанный домой, он предпринимает активную кампанию против всех, кто по его мнению заслужил этого, и посылает письмо за письмом: прокурору Республики, президенту Академии медицины, министру юстиции, газетам — помещающим его историю под заголовком: «Безымянное преступление».

С особенной ненавистью он преследует теперь врачей больниц, где он находился. В ноябре 1885 г. он обращается с прошением в Палату депутатов. Поскольку докладчик комиссии предложил «в поспешно сформулированных выражениях» не реагировать на его обращение, он направляет туда же в декабре новое прошение, озаглавленное: «Требование возмещения незаконно причиненного ущерба». Это настоящая обвинительная речь против врачей, его комиссовавших, и панегирик — собственному характеру, всему своему существованию.

Апелляция эта очень пространна, она изобилует неточностями и противоречиями. Сохраняя видимость правдивого изложения событий, она дает точные даты, описывает мелкие детали, но извращает суть происшедшего, приводит вымышленные отрывки из так называемых «допросов» больного. Документ интересен тем, что выявляет его болезненные страхи, подозрения, идеи преследования, а также — его тщеславие, надменность, истинную меру будто бы возложенной на него миссии. Он очень легко обращается с фактами, если они для него неблагоприятны. Самомнение читается в каждой его строке, вроде следующей: «Может быть, никто не поднимал выше меня понятие чести. Я оставил неизгладимый след в своем полку, блестящая военная карьера открывалась передо мною».

Он обвиняет суд в сговоре с психиатрами и, «поскольку Прокурор Республики, восклицает он, не счел долгом потребовать, с высоты своего положения, наказания виновных, я, движимый горячей любовью, которую испытываю к истине и великому делу правосудия и справедливости, сам потребую…» и т. д. Он не признает ни одно из семи медицинских заключений: теперь, в ходе совершения правосудия, они будут рассматриваться не более как улики преступления, которое, «раз начавшись, не смогло завершиться — в силу не зависящих от их авторов обстоятельств». Он оспаривает решение, принятое относительно него, как с медицинской, так и с юридической точки зрения и торжественно и самым энергичным образом заявляет, что в больницах, где он побывал, он «подвергался самым страшным опасностям, вследствие чего вполне мог свихнуться».

Попутно он затевает процесс и против «чудовищного» закона 1838 г. «Это оружие ужасно, пишет он о заключении экспертизы, которой подвергся. Теперь оно в руках у вполне определенных лиц, которые всегда смогут употребить его против меня: в случае, если сочтут необходимым вновь применить ко мне меры изоляции».

Эта жалоба имела те же последствия, что и прежние. Больной обращается тогда в Общество защиты граждан от злоупотребления властью и настаивает на рассмотрении своего дела на заседании, куда требует пригласить и медиков. Он просит юридического содействия со стороны Общества: чтобы возбудить судебное дело против врачей и персонала отделения и добиться возмещения убытков. В то же время он постоянно обращается в администрацию больницы с требованием выписки, осаждает нас пространными и оскорбительными письмами, которые подписывает так:

«D…, автор проекта специального закона 12044 о воинской мобилизации. Смотрите Journal officiel № 300 от 5 ноября 1886 г. Париж, 2 жерминаля, год 96»; или: «D…, атташе министерства». Его визитные карточки столь же показательны — на одной из них после его имени следует: «Публицист, в прошлом президент, командующий войсками комитета сопротивления 16 мая в департаменте Мена и Луары». В каждом углу этой карточки буквы H. W. D. R. P. Он не пропускает никого своими жалобами: депутатов, министра юстиции, прокурора Республики, Великого канцлера Ордена Почетного легиона и т. д.