Клинические лекции по душевным болезням - [22]

По сведениям, полученным днем позже от дочери больного, его обвинения в адрес сына не вполне беспочвенны: N…. действительно, имел основания на него жаловаться. В этой части рассказа имеется болезненное преувеличение, но рядом с утверждениями такого рода у больного присутствуют и несомненные бредовые высказывания.

Уже в течение нескольких лет Шарлю кажется, что к нему обращаются на улице. Однажды, например, проходя по бульвару Севастополя, он услышал следующее: «У тебя отберут деньги… Ты скупец… Ты не получишь того, что накопил… Когда вернешься домой, там ничего уже не будет…» Он оборачивался в поисках того, кто говорил с ним, но никого не видел. N… вполне определенно утверждает, что никогда не злоупотреблял алкоголем. У него не обнаруживается тремора — ни языка, ни рук.

— Но почему же вы все-таки разделись догола в церкви Сен-Рох?

— Не понимаю, о чем вы говорите.

— Как? Вы не помните, как пошли в эту церковь, как сбросили с себя одежду и сказали, что собираетесь подняться на небо?

— Нет, месье, я не помню, чтобы делал что-либо подобное.

Получив столь категорический ответ, мы решили придать нашим вопросам иное направление. Мы узнали к этому времени, что у больного случались прежде ночное недержание мочи, прикусывание языка, вертижи. Относительно последних: за пять недель до случившегося в церкви Шарль, работая, он упал с лесов и не мог объяснить, как это вышло.

— Может, вам стало нехорошо и закружилась голова?

— Я вам ничего не могу сказать по этому поводу: вообще ничего не помню. Мне сказали, что я упал с лесов. У меня была рана на голове, но это пустяки, она уже зажила.

На затылке у него, действительно, рубец после этой травмы. Подобные инциденты случались с ним и прежде, в иных обстоятельствах — чаще всего на улице, где по его признанию, у него иногда появляется ощущение, что голова становится не вполне ясной, тупой, что он того гляди упадет, и несколько часов после этого чувствует себя не в своей тарелке. Когда он полностью приходит в себя, ему кажется, что он просыпается после тяжелого сна со сновидениями.

Нет сомнения, что N… страдает эпилепсией.

Спрошенный о заболеваниях в семье, он сообщил, что у матери были судорожные припадки, и после того, как ему несколько раз повторили вопрос, не было ли чего-либо примечательного у других близких родственников, вспомнил: «Да, еще тетка по отцу повесилась — из-за того, что ее муж, капитан в отставке, вышел из дому не надев гетры».

Таковы факты: хотя они и не изобилуют подробностями, но содержат в себе основные моменты, необходимые для демонстрации клинической закономерности, чрезвычайно важной для всей психопатологии.

Было бы полезно изложить в двух словах, как устанавливается в данном конкретном случае факт существования у больного двух видов помешательства. Прежде всего то, что N… рассказывает положительного о своем заболевании, свидетельствует, что сообщаемый им бред относится к тем формам безумия, которые определяются как частичный бред (delire partiel). Больной страдает галлюцинациями слуха, характерными для бреда преследования: о нем говорят окружающие, его сын хочет ему зла, у него украли деньги.

Это психическое расстройство началось давно: оно было причиной его предшествующих поступлений в больницу. Но при продолжении расспроса один из его ответов настораживает, придает новый аспект случаю. Спрошенный об экстравагантностях, предпринятых им в церкви Сен-Рох, N… удивляется тому, что ему приписывают столь нелепые действия, он ничего о них не помнит. Именно эта безапелляционность, категоричность суждений останавливает на себе внимание, вызывает предположение о наличии у больного эпилепсии, приступы которой часто сопровождаются бредом, развивающимся после припадков или, реже, их предваряющим: мы знаем, что психозы эти имеют свойство протекать с помраченным сознанием и полностью амнезироваться и что память о совершенных в это время поступках не живет дольше самого помешательства.

Мы находим у N… именно такое отсутствие памяти на события психоза: ничто не дает нам основания предполагать, что удивление, которым он встречает рассказ о происшедшем в церкви, наигранное, симулированное.

«N… — душевнобольной, заключает свое описание Gamier, и по-видимому ему предстоит провести большую часть жизни в приютах для душевнобольных. Под влиянием хорошо подобранного лечения у него может произойти улучшение в состоянии, но есть все основания предполагать, что галлюцинации у него никогда не пройдут окончательно и с ними — и бред преследования».

Прогноз этот имеет под собой веские основания: во-первых, давность существующих болезненных расстройств, во-вторых — наличие семейного отягощения.

Действительно, больной был вскоре возвращен в больницу: после того, как под влиянием идей преследования пытался убить свою давнюю подругу, обвинив ее в попытке его отравления.

Это интересное во многих отношениях наблюдение само по себе более чем достаточно для доказательства того, что у одного больного могут сосуществовать две не зависящие одна от другой психические болезни.

Определенная часть больных показывает нам почти экспериментальным образом, что наличие везании не исключает возможности иного, сопутствующего, психического заболевания. Я имею в виду, в частности, душевнобольных, подверженных злоупотреблению алкоголем. Что, к примеру, происходит с меланхоликом, если он начинает пьянствовать? Алкоголь вовсе не противодействует депрессивным тенденциям — напротив, дает им дополнительный толчок, действуя подобно удару кнута, подстегивающего развитие психоза. Но алкоголь не теряет при этом и собственных прерогатив и, находясь на особенно благоприятной почве, вскоре начинает проявлять себя характерным для него образом: больной, который в дневное время был только меланхоликом, не страдающим галлюцинациями, по ночам начинает испытывать страхи, слышит в свой адрес угрозы, видит животных и гримасничающие рожи. Вы узнаете известные симптомы алкогольного делирия. На следующее утро он снова подавлен, как накануне: чтобы следующей ночью вновь стать жертвой страхов и галлюцинаций.