Клинические лекции по душевным болезням - [24]

Есть ли необходимость настаивать на коренном различии между короткими приступами маниакального возбуждения, начавшимися внезапно и так же окончившимися, во время которых Жанна плясала перед военными или неожиданно побежала в сад больницы и которые затем забыла, и меланхолией, начавшейся исподволь, имевшей столь трагические последствия, которые она целиком восстанавливает в памяти — несмотря на то, что под влиянием отравления угарным газом у нее должно было иметь место торможение интеллектуальных функций? Очевидно, что клинически оба состояния несопоставимы — хотя, с точки зрения судебного медика, то и другое в равной степени исключает вменяемость больной. В ее депрессивном приступе нет и тех черт, которые описываются как обычно присущие межприступному состоянию эпилептиков, его нельзя вывести из эпилептического невроза.

Больные эпилепсией, действительно, часто выглядят однообразно и характерно: они угрюмы, вязки, с ними трудно иметь дело, но они таковы всегда (если обладают этими качествами), в то время как у нашей больной меланхолические расстройства развивались как при обычном депрессивном приступе: как по течению, так и по длительности и характеру разрешения психоза.

При эпилептическом помешательстве, как я уже говорил, больные в общем и целом воспринимают окружающее лишь постольку, поскольку оно каким-то образом связывается с их бредом. Но иногда эпилептики, хотя и находятся, без сомнения, в состоянии помраченного сознания, ведут себя в нем так, что могут ввести в заблуждение стороннего наблюдателя: благодаря определенной рефлексии, которая участвует в их поступках. Это особенно важно для судебного эксперта, который в таких случаях должен правильно оценить имеющиеся в его распоряжении факты: доказать невменяемость таких больных в суде бывает иной раз достаточно трудно.

Больной, которого я вам сейчас покажу, интересен во многих отношениях: во-первых, тем, что во время случившегося с ним эпилептического помешательства совершил кражи, показавшиеся окружающим исполненными с участием разума; во-вторых, потому, что в межприступном периоде перенес приступ меланхолического бреда с суицидальными идеями; и потому, наконец, что у него имеются также алкогольные психотические расстройства.

Отец Франсуа R… был эпилептиком и меланхоликом одновременно, он отравился настойкой опия; два брата матери были эпилептиками с психотическими расстройствами; сестра матери также страдала эпилепсией.

У самого Франсуа с 10-ти лет начались судорожные припадки и вертижи, в 11 лет в состоянии измененного сознания он бросился в колодец. Ему случалось вдруг срываться с места и убегать из дома куда глаза глядят и, что менее обычно и показывает также, до какой степени эпилептикам свойственно повторять одни и те же поступки в болезненных состояниях, Франсуа после припадков неоднократно отправлялся гулять по крышам.

Однажды, во время одного из таких путешествий, он проникает через форточку в чужую спальню и пытается вытащить в маленькое окошко довольно большой шкафчик, затем идет в смежную комнату, видит там мужчину, чистящего ботинки, вырывает их у него, разувается сам, швыряет свою обувь в голову этому человеку, выходит через дверь, спускается вниз, держа в руках ботинки, которыми только что овладел, разгуливает босой по улице — пока не встречает полицейского, который заставляет его обуться.

В следующий раз, также после приступа, крадет у мясника огромный кусок мяса, забирается на крышу, размахивает на ней руками.

Он не может вспомнить ни об одном из этих поступков и сообщает о них лишь то, что ему рассказывали в комиссариате полиции, куда его приводили как задержанного.

Он злоупотребляет алкоголем и после эксцессов у него возникали в прошлом идеи преследования, галлюцинации неприятного свойства, страхи, ему казалось, что за ним гонятся бандиты, он даже пытался покончить с собой, чтоб уйти таким образом от преследователей, но по миновании приступов он всякий раз прекрасно помнил все, что делал в этих, развившихся вследствие алкогольной интоксикации, состояниях.

После одного из последних эпилептических припадков он снова оказывается босым и без кошелька в одном из районов Парижа, в котором никогда прежде не был.

Самый необычный случай, с ним происшедший, следующий.

Этот больной — режиссер нескольких небольших театров, объединенных под одним началом. Каждый вечер после представления он объезжал их, ему передавали выручку, он отвозил ее в бюро директора, чьим полнейшим доверием до сих пор пользовался. Этот директор, друг семьи R…, передавал Франсуа ключи от сейфа, в котором тот оставлял кассовые сборы. В один из вечеров, уже положив в сейф 1100 франков, больной отдает консьержке ключи от помещения и спускается вниз — тут с ним случается судорожный припадок. Он встает после него и, выглядя при этом совершенно разумным и рассудительным (со слов очевидцев), снова берет ключи, поднимается в бюро и вскоре затем возвращается, унося с собой пачку бесплатных пропусков в театр и банковские билеты на общую сумму, как потом выяснилось, 8000 франков. Он убегает, оставляет все двери открытыми и приходит в себя лишь через 48 часов после случившегося. Он является к матери — первый ее вопрос: что он сделал с деньгами. Это ставит его в тупик, она настаивает и обыскивает его, находит у него в одном из карманов четыре мятых билета по тысяче франков. Изумленный Франсуа не может дать каких-либо разъяснений на этот счет — равно как и рассказать о том, где был все это время: его арестовывают. В тюрьме он провел шесть месяцев и был в конце концов оправдан за отсутствием состава преступления; семья возместила за это время большую часть утерянной суммы: сегодня остается заплатить лишь 80 франков.