Клеймо - [48]

Люди за соседними столиками смеялись, но были и такие, которые не скрывали своего возмущения.

Разорвав деньги, пьяный немного успокоился. Казалось, он сейчас уйдёт и оставит нас в покое. Но тут заиграл оркестр и всё испортил. Папаша, только что рыдавший по поводу собственной смерти, вдруг сразу развеселился.

- Наши денежки плакали! Туда им и дорога. Давайте, дорогие, ваша очередь угощать меня.

Он оглянулся, поискал стул.

- Гарсон! Куда ты, к чёрту, запропастился?! А ну-ка, беги сюда! - заорал он во всю глотку.

Рядом за столиком сидела многочисленная армянская семья, их шляпы и пальто были сложены на стуле.

- А ну-ка, мадамы и мусью, уберите свое барахло! - приказал Папаша. - Людям сидеть не на чем.

- Здесь нам будет неуютно, Папаша. Давай переберёмся в какой-нибудь ресторан, напротив, - предложил я, рассчитывая, что при выходе мы сумеем как-нибудь избавиться от пьяного.

В это время появился гарсон в сопровождении здоровенного полицейского, которому наш разбушевавшийся скандалист был отлично известен.

- А ну, Папаша, - приказал он. - Убирайся отсюда!

- Я не сам пришёл! - смиренно ответил Папаша. - Вот приятели пригласили!

- Нечего болтать! - снова приказал полицейский. - Шагом марш!

Папаша обернулся ко мне.

- Ну, скажи, дорогуша, что я кому сделал плохого? Кого я потревожил? Хотел по-честному выпить стопку, не правда разве? Ну, скажи ты ему! Разве так защищают друзей?!

В растерянности я оглядывался по сторонам. И тут в пьяном сознании Папаши вдруг мелькнуло подозрение:

- А может, это ты свистнул полицию! Конечно, ты! Дал сигнал, чтоб меня выгнали! Ах ты, падло!

Папаша готов был броситься на меня. Но полицейский схватил его за плечи и потащил к воротам. Люди поднялись со своих мест, окружили его, а он орал всё громче и громче:

- Ты сам ведь ворюга! Думаешь, стал господином, коли навесил галстук на шею?! Не забывай, что сидел за решеткой, гад паршивый!

Фазыл-бей еле вывел меня из сада. Целый месяц после этого я провалялся больной.

Глава пятидесятая

Как-то в четверг я должен был встретиться с товарищем на площади Беязида. Сходя с парохода у Галатского моста, я уронил очки и разбил их. Время в запасе у меня ещё было, и я решил дойти до Бейоглу и купить новые. Когда с освещённой ярким солнцем улицы я вошёл в туннель фуникулера, глаза мои в темноте перестали что-либо различать. Я осторожно продвигался среди людей, словно слепец. Вдруг я услышал, как женский голос тихо позвал меня:

- Иффет-бей!

Сердце в моей груди замерло. Я сразу узнал голос Ведии.

Конечно, мы жили в одном городе, и вполне естественно, что в один прекрасный день должны были встретиться. И, тем не менее, я был убеждён, что никогда больше её не увижу.

Она очень спокойно спросила меня, как я поживаю, сказала, что очень рада встрече со мной. И я отвечал ей и задавал вопросы так же спокойно. Сколько лет я готов был ради неё на всё! Отчего же теперь я так спокойно разговариваю с ней?

Казалось, мы боимся напомнить друг другу о прошлом. И сейчас мы, наверное, расстанемся, как чужие, лишь обменявшись несколькими пустыми, ничего не значащими словами. Но неожиданно разговор изменил своё направление. Я вдруг спросил её, куда она едет.

- За сыном, взять его из Галатасарая[30]. В этом году я отдала его в интернат. Мы так привязаны друг к другу, не хотели расставаться, да вот пришлось. Мальчик требует, чтобы я ездила за ним и отвозила его непременно сама. Впрочем, у меня более важных дел и нет. Ведия чуть заметно улыбнулась.

- Как поживают старшие? - смущённо спросил я.

- Думаю, хорошо.

- Дочь ваша, наверное, уже барышня?

- Я давно её не видала.

- Почему?

Она подняла на меня глаза.

- У Джемиля Керим-бея другая жена. Мы расстались.

- Значит, вы разошлись?

- Мы всегда не очень-то ладили, вы же знаете. Вот уже год, как я живу у брата в Эренкёйе.

Толпа рассаживалась по вагончикам. Светским жестом Ведия протянула мне свою маленькую руку, затянутую в чёрную перчатку, и произнесла:

- С вашего позволения?

***

На Бейоглу я купил очки, но на свидание с приятелем так и не пошёл. Я был слишком взволнован и говорить о чём-нибудь другом, не имеющем отношения к Ведии, всё равно бы не мог.

"Когда я увидел её, то не почувствовал ни боли, ни сожаления. Как странно всё это! - думал я, вспоминая встречу. - Но это только начало, я знаю, прежняя рана в моём сердце откроется, и снова я буду страдать и мучиться. Зачем только я встретил её?"

До позднего вечера я бесцельно бродил по городу, а когда стемнело, заглянул в ресторанчик на открытом воздухе в парке, сел за столик и заказал пива.

Я сидел, слушал музыку, смотрел на ночное небо и пил. Фантазия моя разыгралась, и я, как обычно, начал сооружать воздушные замки.

"Это только казалось мне, что я забыл Ведию и даже будто смог полюбить другую, когда встретил Рану. Нет, ничего этого не было. Теперь-то я хорошо понимаю, что, кроме Ведии, для меня не существует ни одной женщины на свете. И она, конечно, не забыла меня. Она не могла забыть. Она любит меня. Она полюбила меня ещё крепче за долгие годы разлуки. Уж ей-то известно, какие муки я принимал ради неё. Для всех я - клеймёный вор, а для неё - Исмаил с мельницы Дамладжика. Теперь Ведия свободна. И нет никаких препятствий, которые могли бы помешать нам соединить наши жизни. Теперь у меня есть положение, ведь я уже не мальчишка, я человек обеспеченный, и нищета не грозит нам. Ничто не может помешать нашему браку. Мы будем любить друг друга до самой смерти, и пусть все говорят обо мне, что хотят. Это не имеет уже никакого значения, ведь человек, которого я люблю больше всего на свете, знает обо мне всё, как оно есть на самом деле. Может быть, в один прекрасный день причину моего позора, тайну клейма узнают и другие. И найдутся даже люди, которые будут жалеть меня так же, как жалели Исмаила с мельницы Дамладжика."