Клеймение Красного Дракона. 1937–1939 гг. в БССР - [64]

Советская антирелигиозная политика, стержнем которой стала ликвидация церковных институтов и репрессии против духовенства, достигла почти полного успеха против институциональной православной церкви, но имела неожиданный для себя эффект – это привело к усилению мирян, способствовала переходу от Церкви (с большой буквы) к церкви (с маленькой буквы, т. е. – к приходу)[728]. Церквей осталось невероятно мало, а верующими во время переписи назвала себя большая половина населения. Уже в конце 1920-х гг. коммунисты говорили не только о «контрреволюционных кулаках и попах», но и о «церковниках», т. е. о рядовых верующих, приходских активистах[729]. В 1930-е гг. церковь ушла в подполье – в 1929–1939 гг. на территории БССР было не менее 600 таких приходов[730].

Наличие подпольных религиозных структур демонстрировало пределы государственных культурных интервенций[731], именно они теперь виделись властям центрами формирования параллельной реальности – здесь были своя идеология, свои лидеры, свои системы ценностей и т. д., победить их плохо поставленной образовательной и воспитательной работой не удалось, теперь надлежало их полностью ликвидировать.

О «Лепельском деле», которое начиналось как бойкот молчальниками переписи 1937 г., а вылилось во всесоюзный разгром низовых исполнителей воли центра и привело к неоднократной смене высшего руководства Беларуси, снова вспомнят через 20 лет. На этот раз «Лепельское дело» фигурировало в связи с организацией массовых репрессий в БССР и личной ролью в этом деле Маленкова[732].

В докладной записке Н. М. Шверника Н. С. Хрущеву об участии Г. М. Маленкова в проведении репрессий в Белорусской ССР от 12 мая 1958 г. сказано, что по поручению ЦК КПСС Комитет партийного контроля проверил сообщение руководящих работников ЦК КП Беларуси об антипартийных действиях Г. М. Маленкова и факты истребления партийных и советских кадров Беларуси Маленковым в 1937 г., в бытность его заведующим ОРПО ЦК ВКП(б), а также и в следующие годы. Тут же отмечено:

«О том, как Маленков любое отрицательное явление из жизни Белоруссии использовал для обмана партии, ярко свидетельствует так называемое «лепельское дело», по которому еще в феврале 1937 года Политбюро ЦК ВКП(б) установило, что в Лепельском пограничном районе имели место ущемления законных прав колхозников и единоличников в результате перегибов местных властей, в также вследствие неправильных директив наркомфина и Комитета заготовок; эти директивы решением Политбюро были отменены, крестьянам была оказана помощь, а виновники перегибов наказаны. Маленков же, вопреки этому решению Политбюро, представил лепельское дело как результат вражеских действий польских шпионов и на этом основании произвел массовые аресты во всех пограничных районах»[733].

В «Справке о результатах изучения партийного архивного материала за 1937–1938 годы», направленной на имя секретаря ЦК КПБ Мазурова в 1957 г., отмечалось:

«Из архивных материалов видно, что ряд бывших работников ЦК КПБ, райкомов партии, преследуя карьеристские цели, составляли для Бюро ЦК КПБ целый ряд материалов по обвинению в шпионской вредительской деятельности большую группу[734] руководящих кадров районов, работников республиканского аппарата, составляли доносы в ЦК КПБ и НКВД, в результате чего большие группы людей исключались из партии и арестовывались органами НКВД. Как видно из имеющихся в архиве материалов, обвинения во враждебной деятельности людей выносились огульного порядка, в массовом масштабе, без надлежащей проверки, а скорее по собственной интуиции работника, который составлял справку или донос, и не без корыстных целей»[735].

Далее идут материалы, извлеченные из партархива на работников партийного и советского аппарата, которые на момент составления справки все еще работали в республике. Так, например, директор Института истории партии ЦК КПБ Ф. А. Новикова (в мае – ноябре 1937 г. инструктор отдела партпропаганды и агитации, с ноября 1937 г. зав. отделом школ и науки) в сентябре 1937 г. написала докладную-донос с обвинением в троцкизме и враждебной деятельности всего руководства Комаринского райкома партии – 17 чел.[736]; в ноябре 1937 г. она «разоблачала» 45 чел. в Заславльском районе, в том числе все руководство[737]. Оказалось, такого рода доносы тоже вполне могли стать причиной начала дела против районных руководителей.

Приговоры подсудимых по районным показательным процессам частично были пересмотрены, как отмечалось, еще в 1938–1939 гг., в 1957–1958 гг. практически все они были реабилитированы[738]. Во время процессов реабилитации конца 1980 – начала 1990-х гг. их дела снова пересматривались, теперь их не только реабилитировали, но и восстанавливали в партии, посмертно. Однако при изучении этих дел совершенно очевидно, что комиссиями по реабилитации рассматривались далеко не все фигурирующие в деле материалы, реабилитация проводилась по отмененным прежде приговорам и проходила весьма формально[739]. Но принимаемые постановления, по сути, были верны: никто из этих людей не был врагом народа, шпионом, троцкистом, антисоветским элементом в том смысле, который вкладывался в эти понятия в конце 1930-х гг.