Клетка для сверчка - [11]

Ольга заговорила уверенно, словно привыкла заниматься вопросами подобного рода. Удивление Александры все возрастало. Она начинала думать, что ее подопечная далеко не так инфантильна и беспомощна в практических делах, как считает Штромм. «Или он специально, для каких-то целей, ввел меня в заблуждение или сам в ней ошибается! То и другое нехорошо!»

— Я сварю еще кофе, хотите? — предложила Ольга, похлопав по боку пузатый кофейник из потемневшего серебристого металла. Александра сильно сомневалась, что это массив серебра — ведь Ольга, по словам своего опекуна, находилась в затрудненном материальном положении.

— Не откажусь, — ответила художница. — Да, и отсюда ведь можно будет вызвать такси?

— Вы хотите уехать ночью? — Ольга обернулась с порога кухни, прижав к груди кофейник. — Это обязательно? Вас ждут?

— Нет, но…

— А раз так, оставайтесь ночевать! — воскликнула та. — Утром я сама отвезу вас в Москву, куда скажете. Ночью я никогда за руль не сажусь. И из дому не выхожу!

Ольга бросила быстрый, настороженный взгляд на окно, ее глаза внезапно расширились, словно от испуга. Александра невольно повернула голову в ту же сторону, но в черном стекле отражалась только комната — накрытый желтой вязаной скатертью круглый стол, посуда, лампа, сама Александра. Ольга, секунду помедлив, скрылась на кухне, вскоре оттуда послышалось натужное скрипение механической кофемолки.

«Чего она испугалась?» Художница встала, приблизилась к окну, всмотрелась в темноту, слабо разбавляемую падавшим из комнаты светом. Ей удалось различить кусты под самым окном, забранным между рамами решеткой. Такие же решетки были и на другом окне — массивные, из толстых железных прутьев, кое-где уже тронутых ржавчиной, проступившей сквозь облупившуюся белую краску. Их явно установили очень давно.

«Безопасность на уровне рядовой небогатой дачи… Решетки, ставни… — Александра остановилась возле лестницы, взглянула наверх. — А там, в кабинете, находится коллекция, которая стоит миллионы рублей. Дом заложен, у Ольги много долгов, сказал Штромм. Конечно, решение продать коллекцию, которую в любой момент могут украсть, — это правильное зрелое решение. Нет ничего печальнее зрелища нищего человека, прикованного к шкафу с мертвым капиталом. Тогда понимаешь, какая это абсурдная штука — жизнь…»

В комнату проник будоражащий резкий аромат перемолотых кофейных зерен. Ольга звенела посудой, открывала воду и, к удивлению Александры, что-то тихонько напевала себе под нос. «Она вовсе не испугалась, — поняла художница. — Но в чем дело, почему она так посмотрела на окно? Я была готова поклясться, что в тот миг она кого-то там увидела!»

— Я так рада, что вы остаетесь с ночевкой!

Ольга вернулась в комнату, осторожно неся на весу кофейник, судя по всему, полный до краев. Поставив кофейник на стол, она заботливо обтерла его бока салфеткой, заглянула в чашку, озабоченно хмуря тонкие соболиные брови, протерла салфеткой и чашку… Во всех ее движениях, мелких и хлопотливых, Александре виделось нечто преувеличенно тщательное. «Будто девочка играет “в гостей”, буквально подражая всему, что видела у взрослых, и боится ошибиться. Да, именно так. Но дети, играя и подражая, учатся жизни. Здесь другое… Здесь какая-то защитная роль, с которой она не может расстаться!»

— Всю коллекцию я не успею вам показать, — продолжала Ольга, разливая кофе по чашкам. — Да это и не требуется. Дядя предполагает, что страсти будут кипеть всего вокруг нескольких вещей. Остальные должны продаться за свою цену. Дядя очень недоволен тем, что я продаю все сразу. Когда на рынок выбрасывается такая огромная коллекция, это немедленно сбивает цены, так он говорит.

— Господин Штромм совершенно прав! — подтвердила художница. — Продавать гораздо выгоднее понемногу и разным людям. Не стоит выставлять на торги все вещи сразу, иначе цена падает. Это я говорю, ориентируясь на собственный опыт.

— Вот и дядя так говорит… — вздохнула Ольга.

— Так господин Штромм — ваш родственник? — уточнила Александра, несколько смущенная настойчивым повторением слова «дядя». Сам Штромм обмолвился лишь, что покойный отец Ольги был его близким другом.

Ольга негромко рассмеялась, помешивая кофе:

— Ну что вы, просто я в детстве так его называла, и прижилось… Он очень часто бывал у нас, я считала его родственником, дядей, и очень удивилась, когда мама сказала, что это совсем не так. Мама его терпеть не могла!

Последнее признание вырвалось у Ольги с чисто детской непосредственностью, в ее голосе звучало наивное недоумение. Александра неуверенно улыбалась, все больше укрепляясь в своем мнении, что сидевшая перед ней молодая женщина осталась во многом ребенком. «Иногда она действительно говорит как взрослая, но именно “как”, она подражает кому-то. Нетрудно понять кому — Штромму. Стоило ему уехать, Ольга тут же стала его изображать. Ходит, смотрит, как он. Защитная реакция. Так дети, оставшись в доме одни, начинают подражать голосу и жестам матери, чтобы не было страшно!»

— Вы всегда живете тут одна? — спросила Александра и тут же пожалела об этом. Ольга заметно вздрогнула, по лицу прошла тень.